Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|
Другие авторы
О Толкиене, толкиенизме и "толкинутых"
Этот текст был написан в 1997 году, но хотя с тех
пор о Толкиенистах * (или, как еще их называют, Толкиенутых), было
написано уже достаточно много разнообразных материалов в прессе и по
телевидению, материалы эти по-прежнему можно разделить на два типа: или
взрослый, потолкавшись среди подростков в сине-зеленых плащах с
деревянными мечами в руках, пишет статью на тему " Вот как еще сходят с
ума отдельные представители нашей молодежи"; или кто-то из этой
молодежи сам описывает, какие интересные, духовные и замечательные люди
- Толкиенисты, а особенно - он сам и его команда. Серьезные же попытки
анализа того, что у нас принято называть "Толкиенизмом", пока не
предпринимались.
Мне немного проще, потому что с одной
стороны, в этой тусовке я варюсь достаточно давно (большую часть
творений Профессора прочел в оригинале еще в конце 80-х годов), с
другой - назвать меня Толкиенистом - всё равно, что назвать венеролога
сифилитиком. Я достаточно много сталкивался с различными проявлениями
Толкиенизма, и с теми явлениями, которые с ним связаны, им стимулированы
или им порождены. К тому же в 1993-98 гг. я вынужденно выполнял в
Нескучном саду функции чего-то среднего между "Древним Ужасом" и
"лежачим полицейским". Потому мне кажется, что у меня есть некое право
попытаться рассказать о Толкиене и его наследии, а равно - сделать
попытку исторического очерка Толкиенизма как явления молодежной
субкультуры у нас.
Начнем мы с разговора о том, кем был Дж. Р. Р. Толкиен и откуда что
взялось в его творчестве. Дело в том, , в отличие от тех, кто изучает
его наследие на Западе, большинство наших почитателей Профессора не
представляет себе размеров подводной части того айсберга, на вершине
которого покоятся его работы. Это и мифологическое наследие Англии и ее
соседей, на базе которого Профессор создавал свои собственные мифы, и
некоторые моменты биографии самого Профессора, без знания которых очень
сложно правильно расставить акценты.
Европейцы изучают наследие Толкиена так же, как у нас изучают наследие
Пушкина: зная и чувствуя корни; связывая жизнь писателя с эпохой, в
которую он творил; пытаясь понять мотивы его поступков. Для европейских
поклонников Толкиена Средиземье являет собой достаточно стройную
картину, не нуждающуюся в дополнительном описании, в отличие, допустим,
от мира Роберта Говарда, который при всем его разнообразии оказался
достаточно лоскутным, и после смерти его автора немало других
писателей-фантастов (как выдающихся, так и нет) отметилось сочинением
рассказов или повестей о Конане-Варваре.
А у нас - частично от неграмотности, частично от нежелания искать,
подменяют реалии собственными искусственными и надуманными
конструкциями, в которых то, что есть на самом деле, превращается в то,
что авторы этих конструкций хотят видеть. Именно потому мы начнем с
рассказа о том, откуда что появилось.
Будущий профессор филологии родился 3 января 1891 г. В Южной Африке.
Мальчику не подходил климат, и когда ему было 5 или 6 лет, мать с
детьми вернулась в Англию. От того периода осталось впечатавшееся в
подсознание неприятие жары и "киплинговская" традиция воспитания -
нести "бремя белых". Именно оттого в Средиземье тоже присутствует очень
четкое разделение людей на потомков трех первых домов, сражавшихся в
Первую эпоху на стороне Света, и прочих, "меньших людей".
Возвращение домой было достаточно тяжелым. Дело в том, что родственники
матери Профессора считали ее брак мезальянсом и относились к ней и ее
семье очень негативно. Стремясь найти опору в жизни, она погрузилась в
религию, приняла католичество, что в протестантской Англии было
достаточно своеобразным шагом. Детям она также дала соответствующее
воспитание, и всю свою жизнь Толкиен был глубоко религиозным человеком.
Так как церковь отнеслась к ней значительно лучше, чем родня,
воспитание детей после своей смерти она поручила своему исповеднику
отцу Фрэнсису, очень сильной и неординарной личности. Именно он развил
у Толкиена интерес к филологии, за что тот был ему впоследствии очень
благодарен. Толкиен учился с радостью и очень быстро перешел от усвоения
материала к его творческому осмыслению, пытаясь создавать на базе
известных ему свои собственные языки и алфавиты. Мне это очень близко,
поскольку я прошел через такое же увлечение.
В колледж Толкиен, однако, поступил лишь со второй попытки, и причиной
тому была влюбленность. Мэри Эдит жила в одном пансионе с ним. Она
собиралась стать музыкантом и была человеком, очень творчески
одаренным. Они часто совершали вдвоем велосипедные прогулки и во время
одной из таких прогулок она танцевала для него в зарослях болиголова -
эпизод, который потом в несколько измененном и переосмысленном виде
вошел в легенду о Берене и Лютиэнь. Когда обо всем этом узнал отец
Фрэнсис, он долго вправлял юноше мозги и, в конце концов, взял с него
честное слово, что до достижения совершеннолетия, то есть до 21 года,
Толкиен не будет с ней встречаться, занимаясь исключительно учебой, и
даже не напишет ей ни строки. Обещание было выполнено. Толкиен стал
студентом, а в ночь совершеннолетия написал ей громадное письмо. Вскоре
пришел ответ. Его простили за молчание, но Мэри Эдит сообщила, что она
уже помолвлена. Толкиен немедленно отправился к ней, и кольцо было
возвращено владельцу. Позднее Рональд и Мэри сочетались браком, в
котором жили действительно долго и счастливо - как Берен и Лютиэнь,
история любви которых есть, собственно, отражение истории любви
Профессора. И на могиле, где он и жена похоронены рядом, так и
написано: "Джон Рональд Руэл Толкиен (Берен) и Мэри Эдит Толкиен
(Лютиэнь)". Так что не случайно история Берена и Лютиэнь - одна из
лучших и наиболее светлых в его творчестве. Толкиен, кстати, не раз
возвращался к ней, и существует четыре варианта этой баллады: два в
прозе, два в стихах, из них два подлиннее, два покороче.
Во время учебы у Толкиена и группы его друзей, таких же
патриотических настроенных английских юношей-филологов, возникла
следующая идея. Невзирая на величие Англии, она не имеет своего
мифологического эпоса вроде того, который есть у кельтов, финнов или
скандинавов. Даже у немцев есть свой эпос, хотя их Нибелунги есть
перепев скандинавской саги о Вёльсунгах. А в Англии нет и этого, ибо
даже король Артур есть эпос древних бриттов и во многом вторичен по
отношению к рыцарскому роману континентальной Европы. Неужели наша
страна не заслуживает того, чтобы у нее был СВОЙ ЭПОС? Так, может,
стоит создать его?
Осуществлению этого замысла помешала первая мировая
война. Как и многие другие, Толкиен оказался на фронте. В чем-то ему
повезло. Он достаточно быстро попал в госпиталь с сыпняком, долго
болел. Друзья писали ему письма в госпиталь. Друзья, которые не
вернулись с войны. Один пишет: "Я умираю от гангрены. Осталось уже
очень недолго , так что вряд ли я смогу помочь тебе в том, что мы
задумали…". Другой: "Мне заступать на пост, и я не знаю, вернусь я или
нет…". Третий: "Я уже знаю о смерти двоих наших. Скоро наступление, в
котором я, скорее всего, погибну. А ты точно выживешь и вернешься.
Поэтому ты должен сделать то, что задумывали мы все. Скажи им то, что
собирались сказать все мы". Тогда, в госпитале, Толкиен купил себе синюю
тетрадку, написал на ней "Книга утраченных сказаний" и начал записывать
свои первые легенды и диалоги. Вернувшись с войны, он продолжил эти
занятия и около двадцати лет "конструировал английскую мифологию".
Именно в это время он, активно контактировал с К. С. Льюисом, будущим
автором "Хроник Нарнии", который, в отличие от Толкиена-филолога,
преподавал в колледже, в котором готовили священников. Отметим, что
хотя старший сын Толкиена тоже принял сан, сам он занимался филологией и
не думал о духовной карьере, равно как и, в отличие от Льюиса, не
пытался писать намеренно назидательные произведения, проповедуя в форме
сказок христианские идеи и ценности. Единственной явной аллегорией,
написанной Профессором, была волшебная сказка "Кузнец из Большого
Вуттона" , не имеющая отношения к Средиземью.
Толкиен не был профессиональным писателем. Зарабатывая на жизнь
преподаванием и работой по составлению словаря, он мог посвятить всю
свою жизнь, по сути, одной-единственной книге, в которой из-за этого
так хорошо отразилась его личность.
"Книга утраченных сказаний" представляла из себя развернутую историю о
том, как некий человек по имени Оттор Вэльфре, впоследствии отец
Генгиста и Горзы, во время своих плаваний натолкнулся на отдаленный
остров, на котором в Доме Потерянных Игр обитал последний эльф -
хранитель традиции. Он и передал Оттору Вэльфре "Книгу утраченных
сказаний" - древнее знание о предыстории Земли, заодно дав ему
эльфийское имя Эриол, что буквально означает "Грезящий в одиночку".
"Книгу утраченных сказаний" очень интересно анализировать, отслеживая
то, что и как Толкиен пытался менять. Например, Саурона поначалу не
было. Вместо него был другой герой, который повелевал гигантскими
черными кошками, а не серыми волками (отсюда - образ собаки у Лютиэнь).
Существовал бог войны по имени Макар, а чертоги Мандоса являли собой
аналог Валгаллы, в которой великие воины ожидали конца света или,
вернее, последней битвы. В ходе таковой Мелькор снова вернулся бы в
этот мир, был бы окончательно повергнут, три сильмарилла заняли бы
место в короне, и Земля стала бы такой, какой она была до происков
Темного Властелина - иными словами, немножко от Рагнарёк, немножко от
Апокалипсиса.
Претерпела изменения и история о Туоре и его явлении в Гандомин. Если
первые варианты этого повествования напоминали кельтские "повести о
разрушении...." и о том, как погиб Великий Город, невзирая на
предостережения Вестника, то последующие превратились в повесть о
спасении кого-то этим Вестником.
Лучше всего получались куски про любовь Берена и Лютиэнь или история
Турина, во многом повторяющая историю Куллерво. При этом Толкиен, в
общем, знал, что рукопись вряд ли будет опубликована, и писал, в
основном, в стол, все-таки надеясь на лучшие времена.
В 1937 г. Родился "Хоббит". В принципе, родился именно как детская
сказка, без мистики и философских потуг. Он был напечатан и принес
успех. На волне этого успеха Толкиен пытался предложить издателю "Книгу
утраченных сказаний", но ЭТО мягко отклонили, порекомендовав написать
что-нибудь попроще. Так началась работа над "Властелином колец".
Если мы внимательно перечитаем "Хоббита", мы увидим там очень мало
какой бы то ни было эпики. Но в работе над его продолжением, или,
вернее, расширением этого сотворенного мира, Профессор, естественно,
использовал в качестве фона, или фундамента, свои многолетние
разработки из "Книги утраченных сказаний". Таким образом, вышло, что
хотя "Властелин" совсем не задумывался как мост между "Хоббитом" и
"Книгой утраченных сказаний", на самом деле он им стал, а Средиземье
трансформировалась из "мифологического прамира Англии" в то, что сам
Толкиен часто называл "вторичным миром". Для англичанина все Толкиенские
описания очень живы и узнаваемы Он сочинял про Англию и для Англии. Бэг
Энд, например, - это название имения его тетушки, а хоббиты - носители
старой, доброй английской патриархальной традиции. Сцена ухода Бильбо
очень напоминает аналогичную сцену из "Записок Пиквикского Клуба". И
даже имя слуги - Сэм вряд ли было выбрано случайно. Некоторые считают,
что и другие государства, по которым странствуют хоббиты, являют собой
отдельные эпизоды английской истории: Рохан - англосаксы Х века; Гондор
- слегка видоизмененная Англия ХV! Века.
Прослеживается влияние английского климата, где с запада теплый
Гольфстрим, а с востока холодные ветры. Видны непонимание
"таинственного Востока" и страх перед ним. Орки вооружены восточным
оружием, а при попытке нарисовать цитадель Тьмы, из-под пера Профессора
вышло нечто, напоминающее не то замок в Осаке, не то резиденцию
далай-ламы в Лхасе.
Вообще - немного о воззрениях Профессора. Некоторые российские критики
даже упрекали Толкиена в фашизме, вспоминая нуменорскую кровь и меньших
людей. Толкиен является типичным представителем английской молодежи
конца Х1Х века, для которого Англия была великой страной и любимой
державой, а мир делился на англичан и дикарей, которых эти англичане
цивилизовывали, "неся бремя белого человека" по Киплингу. Кстати, идея
древней расы в той или иной мере фигурирует и у таких его
современников, как Говард или Лавкрафт. Идеалом общества для него
является не демократия, а спокойная жизнь народа под руководством
мудрого монарха. Ситуация, когда в ходе войны у темных руки в крови по
локоть, а у светлых - по кисть, - печальная норма.
Нельзя, однако, сказать, что Толкиен принадлежит только Х1Х веку. В его
творчестве достаточно много образов века ХХ - нового времени, которое
он недопонимал и боялся. Отсюда - ощущение надвигающейся тьмы,
продиктованное атмосферой, царящей в обществе между первой и Второй
мировыми войнами. Отсюда - страх перед Машиной (считается, что Толкиен
был очевидцем первой танковой атаки на р. Сомм, что потом проявилось и
в описании механических драконов (не вошедшем в окончательный текст), и
в "промышленном перевороте" в Хоббитании, во время которого машины
разрушают окружающую среду, не руководствуясь ничем иным, кроме амбиций
и наживы. Нетипичен для человека Х1Х века и образ женщины-воина.
"Властелин" писался долго, и многое в этом романе становится понятнее,
если мы вспомним, когда он писался. Великое противостояние Добра и Зла
рождалось во время Второй мировой войны. Конечно, Толкиен продолжал
воздерживаться от прямых аллегорий, однако, к примеру, в "Белокаменном
Гондоре" и именах его защитников, которые, как казалось Толкиену,
звучали несколько по-славянски, отчасти угадывается пропущенный через
сознание писателя отголосок Сталинградской битвы. Сам Толкиен по
возрасту уже не был военнообязанным и хоть до смерти боялся техники
(особенно авиации), принимал активное участие в противовоздушной
обороне, а также очень старался поддерживать частыми и длинными
письмами своего сына Кристофера, который в это время служил военным
летчиком в ЮАР. С каждым письмом он слал сыну новые главы "Властелина",
сопровождая их своими комментариями. Кстати, комментарии эти часто были
такими: "Вот что натворил мой герой. Я даже от него не ожидал". Сюжет
разворачивался достаточно свободно. Новые идеи сплетались со старыми,
образуя полнокровную сюжетную ткань, делая сотворяемый мир всё более
ощутимым.
Издание "Властелина" было сопряжено с определенными
трудностями. Дело в том, что поначалу профессор пытался поставить
жесткие условия: книга выходит только вместе с большим блоком
материалов по истории Первой эпохи Средиземья. Эти выборки из "Книги
утраченных сказаний" получили название "Сильмариллион". Однако, из
этого ничего не вышло, и "Сильмариллион" увидел свет лишь пять лет
спустя после смерти автора. Издан он был именно в том виде, в котором
был подготовлен Толкиеном в качестве условного приложения к "Властелину
колец". Даже беглый анализ этого текста позволяет заметить, что
составляющие его легенды написаны как бы в разном темпе, словно собраны
из разных источников или рассказаны разными сказителями на разном
художественном уровне. Например, Толкиену очень долго не давалась
окончательная версия мифов о сотворении мира. Как он ни старался,
стройная картина не получалась, и нестыковки в ней не давали ему покоя
до самой смерти.
После смерти отца его дело продолжил Кристофер. Еще до
войны он помогал отцу в создании мира. Например, рисовал карты. После
"Сильмариллиона" он издал "Неоконченные сказания Нуменора и
Средиземья". Куда вошли наиболее полные и развернутые отрывки из
отцовского наследия, не включенные им в состав пятикнижия. Затем вышли
из печати два тома "Книги утраченных сказаний" в ее первоначальном
варианте - то, с чего начиналось "средиземское мифосотворение", то есть
те самые первые попытки Толкиена создать английский мифологический эпос.
Следом пошли новые тома, составившие в результате двенадцатитомный труд
"Истории Средиземья", в котором "Книга утраченных сказаний" заняла
первые два тома. Завершил Кристофер эту работу всего несколько лет
назад.
"Историю Средиземья" не стоит рассматривать как учебник
по истории Средиземья, или как собрание "неканонических версий". Книги
содержат разбитые по хронологии романа и по времени создания отрывки из
рукописей отца с развернутыми комментариями сына. В отдельных случаях
описание одного и того же события насчитывает до пятидесяти вариантов.
Это собрание черновиков - рабочая кухня автора. Изучая их, можно
понять, в каком направлении развивался его творческий процесс, но
"Священным писанием" оно не является ни в коем случае. В конце этой
работы Кристофер пережил период депрессии, и причиной ее был не только
"синдром достижения", но и то, что он, как и отец, убедился в том, что
мир не доделан до конца, а различные легенды, уже ставшие
каноническими, противоречат друг другу. В сюжетной паутине и структуре
мира остались прорехи, к судьбе которых мы еще вернемся.
Несмотря на эти огрехи в его творчестве, влияние Толкиена
на мировую культуру достаточно ощутимо. Выход книг Толкиена в Англии
совпал по времени с почти полным отсутствием романтизма в английской
литературе того времени и воспринимался как своего рода ностальгия по
утерянному. Американские студенты в 60-е годы выходили на свои
демонстрации с лозунгами "Гэндальфа в президенты!", или "Уходим в
Средиземье!", видя в его творчестве большой заряд активной позиции и
веры в себя, в самореализацию простого человека. Ведь в эпической битве
судьбу мира решает не легендарный герой, а маленький хоббит. Будучи
совсем не героем, именно он преодолевает самое страшное из искушений.
Для многих увлечение Толкиеном стало своего рода катализатором раскрытия
личности, окном во "вторичный мир" собственной духовной свободы - в
этом, например, причина широкой популярности Толкиена среди хиппи,
усмотревших в его эльфах и хоббитах нечто, до крайности похожее на них.
Многие называют Толкиена отцом фэнтези. Это не совсем так.
Толкиен во многом стал одним из основателей жанра героической фэнтези,
но отнюдь не единственным и не самым первым. К их числу относятся и Р.
Говард ("Конан"), и Д. Эддисон ("Змей Уроборос"), и многие другие -
например, романы Пола Андерсена, которые появились почти одновременно с
"Властелином". Но Толкиен, пожалуй, зародил новую традицию,
характеризуемую двумя моментами. Во-первых, созданный им мир, в который
он вложил всю свою жизнь, поразил окружающих глубиной проработанности -
тем, что я называл в свое время проникновением в мир. Это понятие
отражает, насколько больше автор знает о сотворенном им мире, чем он
описал на страницах своего романа, насколько показанное в тексте -
верхушка айсберга, насколько автор знает все дороги и тропинки своего
волшебного леса, а не только те, по которым, в силу сюжетной
необходимости ступали ноги его героев. Как говорил сам Толкиен,
"нетрудно придумать зеленое солнце, трудно придумать мир, в котором
зеленое солнце было бы естественной частью пейзажа". И хотя мир Толкиена
разработан неравномерно, он обладает Каноном и ясной внутренней логикой
развития.
Другая заслуга Толкиена - в том, что он сумел создать действительно свой
мир, отличный от прежних традиций. Если романы Пола Андерсона привязаны
к конкретным реалиям европейской мифологии, и мир Роберта Говарда также
ложится на географию Земли, ибо, по сути, описывает ее мифологическое
прошлое, то мир Толкиена ни историей, ни особенностями карты не похож на
Европу любого периода. Более того, если мы посмотрим на многие книги,
написанные в жанре фэнтези или инспирированные ими и посвященные миру
меча и колдовства системы ролевых игр, то мы увидим, что в изобилии
встречающиеся в этих мирах, принадлежащих перу иных авторов, эльфы,
гномы или орки, являют собой не столько существ, почерпнутых из
скандинавской или кельтской мифологической традиции, сколько
видоизмененную Толкиенскую версию этих рас.
Средиземье - это как планета. Со своей биографией, географией,
историей, культурой. Читаешь, и понятно, что попавшее на страницы книг
- это только часть того, что знает об этом мире автор. Эта ощутимость,
зримость и достоверность создают впечатление того, что писатель знает
каждую тропку созданного им мира, его прошлое и будущее, истоки
упомянутых легенд и все подробности тех битв, о которых в книгах
упоминается лишь вскользь. Конечно, сейчас среди миров фэнтези есть
достаточно много гораздо более детально прописанных, чем Средиземье.
Это относится в особенности к плодам коллективного творчества групп
авторов - разработчиков миров для ролевых игр. Но Толкиен - это то, с
чего всё начиналось. И без Средиземья Кринн, Затерянные миры, или Мир
Молота не возникли бы вообще.
На фоне современных детективов многие рассказы о Шерлоке Холмсе тоже
кажутся простыми и даже наивными. Но самое могучее дерево тоже когда-то
было побегом.
А теперь о том, какие всходы дали семена этого
дерева, упавшие на российскую почву. "Хоббит" впервые вышел в русском
переводе Н. Рахмановой в 1976 г. Он выглядел как очень красивая и
необычная детская сказка, с которой многие начали свое знакомство с
творчеством Профессора, в том числе и я. Как раз в это время научная
фантастика, наконец, стала считаться в нашей стране серьезным жанром,
начали появляться клубы любителей фантастики, и их члены очень скоро
обнаружили, что "Хоббит" имеет продолжение. Следует также отметить, что
к таким клубам (как и к туризму или авторской песне) тяготели люди
неформального склада, достаточно часто по мироощущению близкие к хиппи.
Существует даже легенда о том, что первый экземпляр "Властелина колец"
привез в Россию Борис Гребенщиков, который даже сделал его перевод.
Соответствует ли это действительности, я не знаю, но среди "олдовых
хипов" советского периода Толкиен был достаточно хорошо известен, и
первыми "играть в Профессора", принимая имена его героев, пытались
именно они. И было это задолго до того, как Толкиенизм охватил широкие
массы.
Хотя первая версия первой книги "Властелина" - "Хранители" вышла в 1982
г., приблизительно до 1989 г. Творчество Толкиена во многом
рассматривалось просто как один из образцов жанра фэнтези. Те, кто им
заинтересовался, продолжение "Хранителей" читали уже по-английски.
Книги эти здесь были редкостью и достать их было трудно. Поэтому в 80-х
Толкиен у нас был известен, в основном, среди гуманитарной
интеллигенции. И если проводить попытку периодизации Толкиенизма в СССР
и России, это время можно назвать нулевым этапом.
Первый этап - это конец 80-х - начало 90-х, когда перестройка и
последующий распад СССР создали условия для развития неформального
мышления и неформальных движений, а на рынке появилось достаточно
большое количество переводов Толкиена, выплеснувших его творчество в
молодежную среду.
Здесь мы, пожалуй, прервемся и поговорим о том, кто, как и
когда переводил Профессора на русский язык. Ведь любой переводчик,
сознательно или бессознательно, привносит в творческий процесс свое, и
краски переводимого произведения начинают играть уже несколько
по-другому. Тем более, что Толкиен - это такой автор, который не
оставляет равнодушным и в котором хочется это свое прочесть. Он - как
большое панорамное зеркало, заглянув в которое, увидишь свое.
За вычетом легендарного перевода БГ, первым переводчиком "Властелина"
был уралец С. Кошелев, умерший в начале 90-х. Известно, что он даже
защитил диссертацию по творчеству Профессора, но из его наследия в
переводе Кошелева был издан лишь "Лист работы Мелкина", вышедший в 1991
г. в сборнике "Дерево и лист".
В 1982 г. сначала в сокращенном виде в "Детгизе", а затем - в более
подробном - в издательстве "Радуга" увидел свет первый том "Властелина
колец" в переводе В. Муравьева и А. Кистяковского. Во многом усилиями
Кистяковского, который был сильнейшим в этой паре, книга воспринималась
как красивый рыцарский роман, однако в конце 80-х годов Кистяковский
умер, и поэтому второй и третий тома, доведенные до издания уже только
Муравьевым, вышли заметно позже и были заметно слабее.
В августе 1989 г. А.И. Алёхин начитал на кассету свой перевод второй и
третьей книг "Властелина", сделанный с польского издания. Примерно в то
же время в издательство "Северо-Запад" попал перевод Н. Григорьевой,
хотя на свет он появился в 1991 г., практически одновременно с
переводом третьтего тома В. Муравьева и вышедшим в Хабаровске переводом
В.А. Маториной, который автор этой статьи считает наиболее близко
отражающим дух оригинала.
К несчастью, наиболее популярным оказался перевод Н.
Григорьевой при участии В. Грушевского, широко известный под названием
"кирпич". Дело в том, что вначале Н. Григорьева рассматривала
"Властелина" как сказку для детей, к тому же постигая английский в
процессе работы над переводом. Поэтому у нее получился, собственно
говоря, не столько перевод, сколько пересказ, преломленный через
мировоззрение фанатичной "православной друидессы" и поклонницы Даниила
Андреева, и вычищенный рукой В. Грушевского, который английский в
совершенстве тоже не знал, но принадлежал к старой школе редакторов,
"хорошо знающих, что нужно читателю". Именно поэтому он заставил орков
выражаться языком вертухаев из сталинских лагерей, стремясь сделать
картину борьбы добра со злом более яркой и заодно привязав ее к нашим
реалиям.
И если Толкиен описывал средневековье, где у темных сил руки в крови по
локоть, а у светлых они в ней, минимум, по запястье, то госпожа
Григорьева, в конце концов, отождествившая себя с Галадриэлью,
старательно затушевывала в своем переводе "недостойные" акты со стороны
светлых сил, порой доходя до прямого извращения текста. На мой взгляд,
многие особенности Толкиенизма у нас есть следствие того. что наиболее
активно наша молодежь знакомилась с Толкиеном в интерпретации Н.
Григорьевой, ибо именно "кирпич" выдержал наибольшее число переизданий.
Кстати, в последнем из них иллюстрации вообще были стилизованы под
англо-саксонские иконы. Благодаря ей Толкиен стал восприниматься как
автор своего рода Священного Писания, а некоторые моменты развития
Толкиенизма в России стали напоминать рождение новой религии.
Из других переводов отметим "Повесть о кольце" - сильно сокращенный и
наиболее извращенный в сторону детской сказки, приписываемый З. Бобырь
(переводчица, известная еще своими переводами А.Азимова в 70-е годы).
Есть вышедший в Питере перевод М. Каменкович и В. Карика, очень близкий
по стилистике к переводу В. Маториной и снабженный большим количеством
детальных и точных комментариев. Из неизданного наиболее известен
гуляющий по Украине в самиздате перевод харьковчанки А. Немировой.
Что касается перевода "Сильмариллиона", то известны два его основных
варианта. Один выполнен Н. Григорьевой в том же ключе, в котором ею
сделан перевод "Властелина". Другой принадлежит Н. Чертковой (под
псевдонимом Гиль Эстель, что в переводе с эльфийского означает "Звезда
надежды"). Невзирая на некоторую "сырость" русского текста, он все-таки
ближе к оригиналу. Правда, слово "надежда" в английском относится
скорее к мужскому роду.
Итак, появление Толкиена в России массовыми тиражами
совпало с наступлением "смутного времени" в идеологии. И в поисках
новых идей и идеалов взамен утраченных многие обратились к творчеству
Профессора. Тем более, что гуманитарная интеллигенция, среди которой
Толкиен получил распространение еще до того, из-за своих диссидентских
настроений привыкла видеть намек на Советский Союз в любой "Империи
Зла". Подобным образом воспринимались даже "Звездные войны" Дж. Лукаса.
Не без участия Н. Григорьевой, Толкиен во многом рассматривался вкупе с
"Розой мира" Даниила Андреева - и с этого времени появляется
"гипотеза", что Толкиен тоже был визионером, то есть не создал "из
головы" то, что так детально разработал и описал, а сумел увидеть и
описать некий реально существующий параллельный мир.
Поскольку большинство поклонников Толкиена на этом этапе очень
помолодело и, в силу своей недостаточной образованности, плохо владело
(или вовсе не владело) английским языком, не говоря уже о знакомстве с
культурологией Северо-Запада Европы, среди Толкиенистов произошло
разделение на тех, кто воспринимал Средиземье как миф, пытаясь изучать
его с историко-философской точки зрения, и тех, кто воспринимал
Средиземье как "дивный новый мир". Последние достаточно быстро получили
прозвище "Толкиенутых".
Мир Толкиена был очень притягателен и в него очень хотелось поиграть.
Одно дело - читать, а другое - почувствовать себя героем в столь
детально разработанном мире. И в 1990 г. под Красноярском состоялись
первые Хоббитские Игры (ХИ-90), на которых около сотни поклонников
Профессора пытались разыграть действо на местности. Игра очень
понравилась, и ее решили проводить ежегодно. Так сошлись Толкиенизм и
ролевые игры.
Здесь мы опять сделаем маленькое отступление. В годы перестройки под
эгидой комсомольско-молодежных организаций начали возникать различные
"центры ролевого моделирования", занимающиеся организацией и
проведением ролевых игр. Как правило, такие центры выполняли заказы
школ, а разрабатываемые ими ролевые игры были посвящены разыгрыванию
различных социально-экономических или политических моделей европейского
средневековья. Некоторые такие центры, например, проводивший ХИ-91 клуб
"Город Мастеров", в несколько измененном виде продолжают существовать и
поныне. Некоторые военно-исторические клубы также иногда устраивали
подобные действа, разыгрывая на пленэре костюмированные сражения. Но
взаимодействие с Толкиенистами внесло в деятельность таких клубов
большую новую струю, превратив ролевые игры в гораздо более массовое
явление.
Не скажу, что процесс взаимодействия проходил гладко. Ролевики считали
Толкиенистов излишне зашоренными, Толкиенисты активно противились
внедрению в Средиземье "ингриг" и "экономики", естественных, по мнению
ролевиков, на любой игре, вне зависимости от ее темы. Тем не менее,
1989-1991 годы можно назвать первым этапом Толкиенизма в России. Именно
в этот период начало свою деятельность в этой области большинство
"старых зубров".
Второй этап, длившийся примерно по 1993 г., характеризуется
окончательным отделением Толкиенистов от клубов научной фантастики. На
территории СНГ появляется всё большее и большее число
Толкиенистских/ролевых клубов, каждый из которых, как правило,
представляет собой команду, готовящуюся к участию в грядущих ХИ.
Основными центрами становятся Москва, Красноярск, Новосибирск,
Екатеринбург, Томск, Владивосток, Санкт-Петербург, Хабаровск, Казань,
Йошкар-Ола, Харьков, Ульяновск, Уфа, Котлас, Иваново. В одних городах
эти команды отпочковались от клубов любителей фантастики, в других были
военно-исторические клубы, увидевшие возможность прикладного применения
на играх своих знаний (каюсь, я тоже неоднократно использовал игры как
полигон для отработки экспериментальной части своей диссертации по
военной истории). Где-то это были клубы ролевых игр, где-то просто
компания неформалов. Каждая из этих команд достаточно быстро приобрела
свои особенности и определенный имидж.
С этого же времени начинает активно развиваться "Толкиенистский
фольклор": стихи, баллады, скетчи, песни, посвященные каким-то моментам
из произведений Профессора или событиям, имевшим место на той или иной
игре, где, понятное дело, события далеко не всегда воспроизводили в
точности написанное в его книгах. Игр проводилось всё больше и больше -
в разных местах и отнюдь не один раз в год. Начали проводиться
театрализованные праздники-конференции (КОНЫ - от термина "конвенция"),
наиболее известными из которых стали Казанский, Ивановский, Котласский
и Томский. Появились самиздатовские журналы, хотя мало какой из них
дожил до пятого номера. В 1992 г. в Нескучном саду в Москве возникла
большая постоянная тусовка, известная под названием "Эгладор". Сначала
это была "тренировочная база" одной команды с таким названием а потом
туда стала стекаться Толкиенистская молодежь любой ориентации. Именно
этому "эльфятнику" (или "эльфовнику"), что стало второй кличкой этого
места тусовки, посвящено большинство материалов, появившихся в прессе и
на телевидении.
С другой стороны, 1992-1994 годы , пожалуй, стали периодом, когда
"Толкиенутые" начали активно преобладать над
Толкиенистами-исследователями.
Последняя
конференция прошла на ХИ в 1993 г. и уже была скорее посвящена вопросам
"альтернативной истории Средиземья" (правда, с точки зрения научного
исторического метода). Однако, затем игры проводились уже только как
собственно игры, а тематика КОНов вертелась, в основном, вокруг
ролевого движения, а не анализа творчества профессора. Секция
Толкиенистики присутствует на нескольких конах, но не доминирует.
Изменился и внешний вид и характер Толкиенистской тусовки. Люди в плащах
и с гитарами появлялись на ней и раньше, но именно с этого времени ее
атрибутом стали люди с деревянными мечами, пытающиеся активно
размахивать ими, принимая свои действия за фехтование. Во многом в
связи с этим место сбора Толкиенистов окончательно переместилось из-под
крыши физфака МГУ или РГГУ в Нескучный сад. Во-первых, там было
значительно удобнее заниматься "дрыномашеством", а во-вторых,
институтские власти, естественно, соответствующим образом отреагировали
на изменение внешнего вида и поведения собирающейся в аудиториях
молодежи. К примеру, с физфака МГУ Толкиенистов выгнали после того, как
пожилой профессор, попросивший их вести себя тише и не мешать
проходящим лекциям, получил в ответ: "Как смеешь ты, смертный, так
разговаривать с высокорожденным эльфом?".
Увлечение миром Толкиена и заметная вооруженному глазу его
незавершенность вызвали к жизни попытки достроить или продолжить его
повествование (о пародиях, которые тоже были, речь не идет). Конечно,
большинство таких "продолжений" представляло собой или попытку смешать
творчество Толкиена с другими фэнтези - например, с "Заповедником
гоблинов" или "Звездными войнами", или изобразить "Похождения Васи при
дворе короля Арагорна", где герой в худших традициях американского
боевика спасал принцесс, пугал монcтров электрическим фонариком,
расстреливал назгулов из пулемета или строил гидроэлектростанцию на
реке Андуин. Это мы тоже в расчет не берем. Поговорим о трех наиболее
известных серьезных попытках "достроить" мир Толкиена. "Кольцо тьмы" Н.
Перумова вышло в том же издательстве "Северо-Запад", что и перевод Н.
Григорьевой. Выход этой книги был воспринят "правоверными
Толкиенистами", особенно воспитанными на переводах Н. Григорьевой, как
"ересь и очернительство", поскольку в романе автор достаточно жестко
отозвался о Светлых, вспомнив из их деяний то что Н. Григорьева в своем
переводе опустила. Темные уже не выглядели такими злыми и страшными, и
проблема перетекала в иное русло.
В отличие от своих более поздних работ, написанных "конвейерным
методом", эта книга Перумова представляет собой "забойный" боевик, сам
по себе являющийся неплохим произведением в жанре фэнтези, но имеющим
очень малое отношение к Средиземью. Хотя некоторые события этого
романа-эпопеи действительно могли произойти в Четвертую Эпоху
Средиземья, непонимание автором Толкиена проявилось не столько в образе
гнома со шпагой и дагой или "тонкого, гибкого хоббита", закованного в
мифрил по самые гланды и стреляющего из лука с меткостью и скоростью
пулемета сколько в том, что в мире, созданном истовым католиком, не
может быть Великой Лестницы Равновесия или Золотого Дракона о четырех
зрачках в каждом глазу, являющегося абсолютно нейтральным существом. В
той очень жесткой модели мира с четким и безапеляционным разделением на
Свет и Тьму, который создал Толкиен, таким вещам просто неоткуда
возникнуть. Перумова также упрекали в плохом знании военной истории,
стратегии и тактики (короткие толстые мечи для пробивания кольчуги;
фаланга, сутки отступающая сохраняя строй, и гномский "хирд", который
просто не мог сложиться в условиях узких подземелий; пресловутые конные
арбалетчики как массовый род войск), но в последующем творчестве от
этих недостатков он, правда, избавился, в чем ему сослужил службу и мой
двухтомник по истории холодного оружия.
Работа Н. Васильевой (Ниенны) при участии Н. Некр
Источник: http://enrof.net/biblioteka/pages/fantasy/tolkinizm.html |
| Категория: Другое | Добавил: Креол (18.11.2007)
|
| Просмотров: 1075
| Рейтинг: 5.0/1 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
