Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|
Другие авторы
НАРН И ХИН ХУРИН. Дж. Р. Р. Толкин II часть
Вскоре после возвращения нолдор в Средиземье Феанор погиб в битве. Его
семеро сыновей владели обширными землями на востоке Белерианда, между
Дортонионом (Таур-ну-Фуин) и Синими горами; но их мощь была уничтожена
в Битве Бессчетных Слез, описанной в "Детях Хурина", и впоследствии
"сыны Феанора скитались по свету, точно гонимые ветром листья".
Второй сын Финвэ, Финголфин, единокровный брат Феанора, считался
верховным владыкой всех нолдор; он и его сын Фингон правили Хитлумом,
что протянулся на северо-запад от хребта Эред Ветрин, гор Тени.
Финголфин жил в Митриме, у великого озера с тем же названием, в то
время как Фингон правил в Дор-ломине на юге Хитлума. Их главная
крепость, Барад Эйтель (Башня Источника) стояла в месте Эйтель Сирион
(Исток Сириона), где река Сирион брала начало на восточном склоне гор
Тени: Садор, старый увечный слуга Хурина и Морвен, много лет прослужил
там воином, как сам он рассказывал Турину. После гибели Финголфина в
поединке с Морготом Фингон стал Верховным королем нолдор. Турину
довелось однажды увидеть Фингона своими глазами, когда тот "и многие
его лорды пересекли Дор-ломин и проехали по мосту через Нен Лалайт, в
искристом блеске серебра и белизны".
Вторым сыном Финголфина был Тургон. Поначалу, после возвращения
нолдор, он жил в чертогах под названием Виньямар у моря в краю Невраст,
к западу от Дор-ломина; тем временем он тайно отстроил сокрытый город
Гондолин - на холме посреди равнины Тумладен, в кольце Окружных гор к
востоку от реки Сирион. Когда же, после многолетних трудов, возведен
был Гондолин, Тургон покинул Виньямар и вместе со своим народом, как
нолдор, так и синдар, поселился в Гондолине. На протяжении многих веков
эта красивейшая эльфийская цитадель была окружена глубочайшей тайной:
единственный вход в нее, надежно сокрытый от глаз, бдительно охранялся,
так что никто чужой внутрь проникнуть не мог; и Морготу никак не
удавалось выведать, где находится город. Лишь через триста пятьдесят с
лишним лет после ухода из Виньямара, Тургон и его великая армия вышли
из Гондолина - на Битву Бессчетных Слез.
Третий сын Финвэ, брат Финголфина и единокровный брат Феанора,
звался Финарфин. Он не вернулся в Средиземье, но его сыновья и дочь
ушли вместе с воинством Финголфина и его сыновей. Старший сын
Финарфина, Финрод, вдохновленный красотой и великолепием Менегрота в
Дориате, отстроил подземный город-крепость Нарготронд, почему и был
наречен Фелагундом, что означает "Владыка Пещер", или "Прорубающий
пещеры" на языке гномов. Врата Нарготронда выводили в ущелье реки Нарог
в Западном Белерианде, там, где эта река протекала сквозь высокие
нагорья под названием Таур-эн-Фарот, или Высокий Фарот; но владения
Финрода простирались вдаль и вширь, на восток до реки Сирион и на запад
до реки Неннинг, что впадала в море у гавани Эгларест. Финрод погиб в
подземельях Саурона, главного прислужника Моргота, и корона Нарготронда
перешла к Ородрету, второму сыну Финарфина: это произошло на следующий
год после того, как в Дор-ломине родился Турин.
Оставшиеся сыновья Финарфина, Ангрод и Аэгнор, вассалы своего
брата Финрода, обосновались в Дортонионе: с северных его склонов хорошо
просматривалась обширная равнина Ард-гален. Галадриэль, сестра Финрода,
долго жила в Дориате у королевы Мелиан. Мелиан была из числа Майар -
могущественных духов, но приняла обличие, подобное человеческому, и
поселилась в лесах Белерианда с королем Тинголом; она стала матерью
Лутиэн и прародительницею Эльронда. Незадолго до возвращения нолдор из
Амана, когда бессчетные ангбандские полчища двинулись на юг в
Белерианд, Мелиан (как говорится в "Сильмариллионе") "призвала на
помощь свое могущество и оградила весь этот край [леса Нельдорета и
Региона] незримой стеною тени и морока; и никто впредь не мог пройти
через Пояс Мелиан вопреки ее воле либо вопреки воле короля Тингола; для
этого нужно было обладать силой большей, нежели у Мелиан из рода
Майар"13. Впоследствии землю эту называли Дориат, Земля Ограждения.
------------------- сноска ---------------
3 "Сильмариллион", глава 10 ("О синдар").
----------------------------------
На шестидесятый год после возвращения нолдор долгий мир был
нарушен: громадное войско орков вышло из Ангбанда, но было наголову
разбито и уничтожено силами нолдор. Это сражение получило название
Дагор Аглареб, Славная Битва; однако эльфийские владыки вняли
предостережению и взяли Ангбанд в осаду. Осада Ангбанда продержалась
почти четыре сотни лет.
Говорится, будто люди (эльфы называли их атани, "Второй народ" и
хильдор, "Пришедшие Следом") пробудились далеко на востоке Средиземья
уже на исходе Древних Дней; но о временах на заре своей истории люди,
вступившие в Белерианд в пору Долгого Мира, пока Ангбанд был осажден и
врата его оставались закрыты, говорить отказывались. Вождь людей,
переваливших через Синие горы ранее прочих, звался Беор Старый; Финроду
Фелагунду, королю Нарготронда, который первым обнаружил пришлецов, Беор
объявил: "Тьма лежит за нами; но мы отвернулись от нее и не желаем
возвращаться к ней даже в мыслях. К Западу обратились сердца наши, и
верим мы, что там обретем Свет"14. Примерно в том же ключе Садор,
старый слуга Хурина, беседовал с маленьким Турином. Но впоследствии
говорилось, что, едва узнав о появлении людей, Моргот в последний раз
покинул Ангбанд и отправился на Восток; и что люди, первыми пришедшие в
Белерианд, "раскаялись и восстали против Темной Власти, и были жестоко
преследуемы и угнетаемы теми, кто поклонялся ей и ее прислужниками"15.
------------------- сноска ---------------
14 "Сильмариллион", глава 17 ("О приходе людей на Запад").
15 "Серые Анналы" (HOME XI, стр. 39).
----------------------------------
То были люди трех Домов, известных как Дом Беора, Дом Хадора и Дом
Халет. Отец Хурина Галдор Высокий происходил из Дома Хадора и
приходился Хадору сыном; мать Хурина была из Дома Халет, а жена Хурина
Морвен принадлежала к Дому Беора и состояла в родстве с Береном.
Люди Трех Домов, эдайн (форма слова атани на языке синдар),
назывались Друзьями эльфов. Хадор поселился в Хитлуме; король Финголфин
передал ему бразды правления Дор-ломином; народ Беора обосновался в
Дортонионе, а народ Халет в ту пору жил в лесу Бретиль. По окончании
Осады Ангбанда через горы пришли совсем другие люди, обыкновенно
называемые восточанами; некоторые из них сыграли важную роль в истории
Турина.
Осада Ангбанда завершилась пугающе внезапно (хотя готовились к
тому долго) через триста девяносто пять лет после ее начала, в одну из
ночей середины зимы. Моргот обрушил вниз с Тангородрима реки огня, и
обширная травянистая равнина Ард-гален, раскинувшаяся к северу от
нагорья Доротонион, превратилась в выжженную пустыню, впоследствии
известную под новым именем, Анфауглит, Удушливая Пыль.
Эта сокрушительная атака получила название Дагор Браголлах, Битва
Внезапного Пламени. Глаурунг, Прародитель Драконов, впервые явился из
Ангбанда в расцвете мощи; на юг хлынули бессчетные полчища орков;
эльфийские владыки Дортониона погибли, а с ними и значительная часть
воинов народа Беора. Короля Финголфина и его сына Фингона вместе с
воинами Хитлума оттеснили к крепости Эйтель Сирион на восточном склоне
гор Тени; при ее обороне погиб Хадор Златовласый. Тогда Галдор, отец
Хурина, стал правителем Дор-ломина, ибо путь огненным потокам
преградили горы Тени, и Хитлум с Дор-ломином остались непокоренными.
В год после Браголлах Финголфин, ослепленный отчаянием, поскакал к
Ангбанду и бросил Морготу вызов. Два года спустя Хурин и Хуор побывали
в Гондолине. Спустя еще четыре года, в ходе нового нападения на Хитлум,
в крепости Эйтель Сирион был убит отец Хурина Галдор: Садор, как сам он
рассказывал Турину, был там и видел, как Хурин (в ту пору юноша
двадцати одного года от роду) "принял власть и возглавил оборону".
Все эти события были еще свежи в памяти людей Дор-ломина, когда родился Турин - через девять лет после Битвы Внезапного Пламени.
ПРИМЕЧАНИЕ О ПРОИЗНОШЕНИИ.
Нижеследующее примечание имеет целью прояснить несколько основных принципов в том, что касается произношения имен16.
Согласные
{С} всегда произносится как [k], никогда как [s]; так, Celebros читается как "Келеброс", а не "Селеброс".
{СH} всегда обозначает тот же звук, что {ch} в шотландском loch или
немецком buch17, но не в английском church; например, Anach (Анах),
Narn i Ch?n H?rin (Нарн и Хин Хурин).
{DH} всегда обозначает звук, соответствующий звонкому
(палатализованному) {th} в английском языке, то есть {th} как в then,
не как в thin18. Например: Gloredhel (Глорэдель), Eledhwen (Эледвен),
Maedhros (Маэдрос).
{G} всегда произносится как {g} в английском слове get19. Так,
Region (Регион) произносится иначе, нежели английское region20, а в
начале названия Ginglith (Гинглит) {g} произносится так, как в
английском begin, а не как в gin.
Гласные
{АI} произносится как английское eye; так, во втором слоге слова
Edain (эдайн) прочитывается как в английcком dine, но не Dane21.
{AU} соответствует английскому {ow} в слове town; так, первый слог
в Sauron (Саурон) прочитывается как английское sour, но не sore22.
{EI} соответствует звуку в английском grey - как в Teiglin (Тейглин).
{IE} не следует произносить как в английском piece23: необходимо
последовательно озвучивать оба гласных, как i, так и e; так, Nienor
произносится как "Ни-энор", но не как "Нинор".
{AE} как в Aegnor (Аэгнор), Nirnaeth (Нирнаэт) - это сочетание
двух отдельных гласных, a-e; однако возможно произносить их так же, как
{AI}.
{EA} и {EO} не сливаются вместе, но образуют два слога; такие
сочетания графически передаются как ?а и ?о (например, в B?or (Беор)),
либо, в начале слов, как E?, E? (например, в E?rendil (Эарендиль)).
{?} в таких именах, как H?rin (Хурин), T?rin (Турин) этот звук
произносится как долгое [u:]; таким образом, произносить следует
"Турин", а не "Тьюрин".
{IR}, {UR} перед согласным (как в именах C?rdan (Кирдан), Gurthang
(Гуртанг)) следует произносить не так, как в английском fir, fur, но
так, как в английском eer, oor24.
{E} на конце слов всегда произносится, причем в этой позиции
пишется как ё. Также всегда произносится в середине слов, как в
Celebros (Келеброс), Menegroth (Менегрот).
------------------- сноска ---------------
16 Данное примечание адресовано автором англоязычному читателю. Мы
сочли нужным воспроизвести его в русскоязычном издании для удобства
соотнесения имен и названий в оригинале и в переводе, а также как
теоретическое обоснование использованной в переводе транслитерации при
передаче имен собственных на русский язык (прим. перев.).
17 Русское [х].
18 Звук [?]; в настоящем издании передается через {д}.
19 Русское [г].
20 В английском языке буква g перед гласными e, i, y произносится как "дж"; так, слово region читается как [риджн].
21 То есть "ай", но не "эй".
22 То есть "ау", но не долгое "о".
23В английском языке {ie} дает долгий звук "и".
24То есть не [?:], а "-ир", "-ур".
----------------------------------
НАРН И ХИН ХУРИН
Повесть о детях Хурина
Глава I
ДЕТСТВО ТУРИНА
Хадор Златовласый был правителем эдайн; и весьма благоволили к нему
эльдар. Прожил он отпущенный ему срок под властью Финголфина, каковой
наделил его обширными землями в той области Хитлума, что звалась
Дор-ломин. Дочь Хадора Глорэдель стала женой Халдира, сына Халмира,
владыки людей Бретиля; и на том же празднестве сын Хадора Галдор
Высокий взял в жены Харет, дочь Халмира.
У Галдора и Харет было двое сыновей, Хурин и Хуор. Хурин был тремя
годами старше, однако ж уступал в росте прочим своим сородичам; в том
пошел он в народ своей матери, а во всем остальном походил на Хадора,
своего деда - силен был и крепок, и наделен к тому же горячим нравом.
Но огонь в душе его горел ровно и ясно, и обладал Хурин великой
стойкостью воли. Из всех людей Севера он более всех прочих посвящен был
в замыслы нолдор. Брат его Хуор ростом превосходил любого из эдайн,
кроме лишь собственного своего сына Туора; был он быстр на ногу, но
ежели дорога предстояла долгая и тяжкая, Хурин обгонял его, ибо под
конец бежал столь же споро, как и в начале, нимало не уставая. Братья
любили друг друга великой любовью и в юности почти не разлучались.
Хурин взял в жены Морвен, дочь Барагунда, сына Бреголаса из Дома
Беора; она же приходилась близкой родней Берену Однорукому. Морвен была
высока и темноволоса, и за ясный свет ее глаз и красоту черт люди
прозвали ее Эледвен, то есть по-эльфийски-прекрасная; однако ж нрав у
нее был суровый и гордый. Горести Дома Беора омрачили ее сердце, ведь
изгнанницей пришла она в Дор-ломин из Дортониона после разгрома
Браголлах.
Турином звался старший из детей Хурина и Морвен; родился он в тот
самый год, когда Берен пришел в Дориат и повстречал Лутиэн Тинувиэль,
дочь Тингола. Морвен родила Хурину и дочь, именем Урвен; но все, кто
знал девочку на протяжении недолгой ее жизни, звали ее Лалайт, то есть
Смех.
Хуор взял в жены Риан, двоюродную сестру Морвен; она приходилась
дочерью Белегунду, сыну Бреголаса. Волею злой судьбы родилась она в ту
горькую пору, ибо наделена была сердцем кротким и нежным и не любила ни
охоты, ни войны. Любовью дарила она деревья и дикие цветы, а еще - пела
и слагала песни. Два месяца лишь прожила она в браке с Хуором, прежде
чем отправился он вместе с братом на битву Нирнаэт Арноэдиад, и более
она его не видела.
Теперь же речь вновь пойдет о Хурине и Хуоре в дни их юности.
Говорится, что до поры сыны Галдора жили в Бретиле на воспитании у
Халдира, своего дяди, по обычаю северян тех времен. Часто ходили братья
вместе с воинами Бретиля на битву с орками, что ныне опустошали
северные границы той земли: Хурин, хотя исполнилось ему только
семнадцать годов, был силен и крепок, а младший, Хуор, ростом не
уступал взрослым мужам того народа.
Однажды Хурин и Хуор отправились в леса с отрядом разведчиков, но
отряд угодил в орочью засаду, и был разбит, и враги преследовали
братьев до брода Бритиах. Там захватили бы их в плен либо убили, если
бы не могущество Улмо, что по-прежнему заключали в себе воды Сириона;
говорится, будто над рекою поднялся туман и укрыл сыновей Галдора от
врагов: они перешли Бритиах и оказались в Димбаре. Там блуждали они,
терпя великие лишения, среди холмов под сенью отвесных стен
Криссаэгрима, пока не заплутали среди мороков той земли, не зная пути
ни вперед, ни назад. Но углядел их Торондор и выслал им на помощь двух
Орлов; Орлы подхватили братьев и перенесли их через Окружные горы в
потаенную долину Тумладен, в сокрытый город Гондолин, где не бывал
доселе никто из смертных.
Добрый прием оказал гостям король Тургон, узнав, какого они рода;
ибо Хадор был Другом эльфов, а кроме того, Улмо загодя присоветовал ему
ласково обойтись с сыновьями этого Дома, от коих придет помощь в час
нужды. Хурин и Хуор прогостили во дворце Тургона без малого год; и
говорится, что за это время Хурин, наделенный живым, пытливым умом,
перенял многие знания эльфов и постиг отчасти намерения и замыслы
короля. Тургон очень привязался к сыновьям Галдора; подолгу беседовал
он с ними и воистину желал оставить их в Гондолине из любви к ним, а не
только потому, что закон гласил: никто чужой, будь то эльф или
смертный, отыскав путь в потаенное королевство и увидев город, не
покинет Гондолина вновь, до тех пор, пока сам король не откроет врата и
сокрытый народ не выйдет на свет.
Но Хурин и Хуор желали вернуться к своему народу, дабы сражаться в
войнах и разделить невзгоды, выпавшие на его долю. И сказал Хурин
Тургону:
- Государь, мы - всего лишь смертные, не схожи мы с эльдар. Эльфы
могут терпеливо выжидать на протяжении долгих лет, пока не пробьет час
великих битв; но наш срок краток, быстро иссякают надежда наша и силы.
Не сами нашли мы путь в Гондолин и даже не знаем доподлинно, где
находится город; страх и изумление владели нами, пока несли нас Орлы
дорогами ветров; по счастью, затуманен был наш взор.
Тогда Тургон внял их просьбе и ответствовал так:
- Тем путем, каким прибыли вы сюда, вольны вы и вернуться, ежели
согласится Торондор. Горько мне расставаться с вами, однако, может
статься, в скором времени, по меркам эльдар, встретимся мы вновь.
Уход их нимало не огорчил Маэглина, сына сестры короля, что
пользовался в Гондолине немалой властью; однако недоволен остался
Маэглин королевской снисходительностью, ибо не жаловал весь людской
род; и сказал он Хурину:
- Милость короля больше, нежели ты думаешь; впору подивиться, с
какой бы стати отменять закон ради людского отродья. Надежнее оно вышло
бы, кабы не было у двух мужланов иного выбора, кроме как остаться здесь
на положении наших слуг до конца жизни.
- Воистину, велика милость короля, - отвечал Хурин, - но если нашего слова недостаточно - мы поклянемся.
И братья дали клятву вовеки не разглашать замыслов короля и молчать
обо всем, что видели во владениях Тургона. И распрощались они; и
прилетели Орлы, и унесли сыновей Галдора под покровом ночи, и опустили
их в Дор-ломине еще до рассвета. Обрадовалась братьям родня их, ибо
гонцы из Бретиля уже сообщили, что те сгинули без вести; но даже отцу
своему не открыли Хурин с Хуором, где пробыли все это время - сказали
только, что в глуши пришли им на помощь орлы и отнесли их домой. На это
молвил Галдор:
- Стало быть, прожили вы в глуши целый год? Или, может, орлы
приютили вас в своих гнездах? Но нет: нашли вы пропитание и богатые
одежды, и возвращаетесь разряженные, что юные принцы, а отнюдь не
оборванными бродягами лесными.
- Доволен будь, отец, - отвечал на это Хурин, - что мы
возвратились, ибо дозволено это было только в силу обета молчания.
Клятве своей верны мы и ныне.
И Галдор не расспрашивал их более; однако и он, и многие другие
догадывались об истине. И обет молчания, и Орлы наводили на мысль о
Тургоне; так думали про себя люди.
Шли дни, и росла и удлинялась тень страха перед Морготом. Но в
четыреста шестьдесят девятом году после возвращения нолдор в Средиземье
пробудилась среди эльфов и людей надежда; прошел среди них слух о
деяниях Берена и Лутиэн и о том, как посрамлен Моргот - на собственном
своем троне в Ангбанде; а иные уверяли, что Берен и Лутиэн до сих пор
живы, а не то так воскресли из мертвых. В тот же год великие замыслы
Маэдроса уже близились к завершению: благодаря возродившейся силе
эльдар и эдайн остановлен был натиск Моргота, а орки выдворены из
Белерианда. Заговорили в ту пору о грядущих победах и о воздаянии за
Битву Браголлах, когда Маэдрос поведет в бой объединенные воинства и
загонит Моргота под землю и намертво запечатает Врата Ангбанда.
Но мудрых по-прежнему одолевала тревога: опасались они, что
Маэдрос слишком рано явил свою растущую силу и что у Моргота достанет
времени измыслить, как совладать с ним.
- В Ангбанде то и дело рождается новое зло, коего не предугадать эльфам и людям, - говорили они.
Осенью того же года, в подтверждение их слов, тлетворный ветер
налетел с Севера под свинцово-серыми небесами. Моровое Дыхание назвали
его, ибо нес он в себе пагубу, и на исходе года многие занедужили и
умерли в северных землях, граничащих с равниной Анфауглит - по большей
части дети и подростки.
В тот год Турину, сыну Хурина, было только пять лет от роду, а
сестре его Урвен в начале весны исполнилось три. Волосы у нее были, что
золотые лилии в траве, когда резвилась она в полях, а смех звенел, что
голос реки, которая рождалась в холмах и, весело журча, протекала под
стенами ее отчего дома. Нен Лалайт нарекли ту речку, и по ней все
домочадцы называли дитя Лалайт, и светлело у них на душе при виде
девочки.
Турина же любили меньше, чем его сестру. Он уродился темноволосым,
в мать, и, по всему судя, унаследовал и ее нрав; ибо веселости
чуждался; был он немногословен, хотя говорить научился рано и неизменно
казался старше своих лет. Турин нескоро забывал обиду или насмешку; но
внутренний пламень отца пылал и в нем - Турин тоже бывал порывист и
яростен. Однако ж знал он и жалость: боль и горе живого существа
трогали его до слез; в этом он тоже пошел в отца, ибо Морвен была
строга к другим так же, как к себе. Турин любил мать, ибо она говорила
с ним просто и прямо, а отца он почти не видел: Хурин то и дело надолго
отлучался из дома и уезжал в войско Фингона, что охраняло восточные
границы Хитлума, а когда возвращался, его живая, быстрая речь,
пересыпанная незнакомыми словами, и шутками, и полунамеками,
озадачивала Турина, и тот чувствовал себя неуютно. В ту пору все тепло
души своей дарил он сестренке Лалайт, но редко играл с ней: Турину
больше нравилось невидимым оберегать ее и любоваться, как резвится она
в траве или под деревом и поет песенки, что дети эдайн сложили
давным-давно, когда язык эльфов был еще свеж на их устах.
- Прекрасна Лалайт, как эльфийское дитя, да только, увы, век ей
отпущен недолгий, - говорил Хурин жене своей Морвен. - И оттого, верно,
кажется она еще прекраснее - и еще дороже.
Турин же, услышав эти слова, задумался над ними, но так и не
постиг их смысла. Эльфийских детей видеть ему не доводилось. В ту пору
эльдар не жили в землях его отца; лишь один-единственный раз случилось
Турину узреть их - когда король Фингон и многие его лорды пересекли
Дор-ломин и проехали по мосту через Нен Лалайт, в искристом блеске
серебра и белизны.
Но еще до конца года слова его отца обернулись истиной; в
Дор-ломин пришло Моровое Дыхание, и слег Турин, и долго пролежал в
жару, во власти темных снов. Когда же исцелился он, ибо такова была его
судьба и сила жизни, в нем заключенная, он спросил про Лалайт. Нянька
же ответствовала:
- Не говори более о Лалайт, сын Хурина; о сестре же своей Урвен должно тебе спросить у матери.
И вот пришла к нему Морвен, и молвил ей Турин:
- Я уже не болен и хочу видеть Урвен; но почему нельзя мне больше говорить "Лалайт"?
- Потому что Урвен умерла и стих смех в этом доме, - отвечала она. - Но ты жив, сын Морвен; жив и Враг, содеявший такое с нами.
Морвен не пыталась утешить сына, как и сама утешения не искала: она
встречала горе молча, с заледеневшим сердцем. Но Хурин скорбел открыто:
взял он свою арфу, и хотел было сложить плач, но не смог, и разбил он
арфу, и выбежал из дому, и простер руку в сторону Севера, восклицая:
- Ты, что калечишь Средиземье, кабы мне повстречаться с тобою лицом к лицу и искалечить тебя так же, как господин мой Финголфин!
Турин же горько плакал ночами в одиночестве, хотя при Морвен он
никогда более не упоминал имени сестры. К единственному другу обращался
он в ту пору, только ему говорил о своей скорби и о том, как пусто
сделалось в доме. Другом этим был один из домочадцев Хурина, именем
Садор; был он хром и мало с ним считались. Прежде был он лесорубом и по
несчастливой случайности либо по собственной оплошности отрубил себе
топором правую ступню, и нога его усохла. Турин прозвал его Лабадалом,
что значит Хромоног, хотя имя это Садора не обижало: ведь подсказано
оно было жалостью, а вовсе не презрением. Садор работал в надворных
постройках - мастерил или чинил всякие мелочи, потребные в доме, так
как плотник был не из худших; Турин же порою подавал ему одно и другое,
чтобы тот не трудил лишний раз ногу, а порою уносил тайком какой-нибудь
инструмент или кусок древесины, брошенные без присмотра, ежели думал,
что другу они пригодятся. Садор улыбался, но всякий раз велел мальчику
возвратить подарок на место.
- Дари щедрой рукой, но дари лишь свое, - говаривал он.
Садор, как мог, платил ребенку добром за добро и вырезал для него
фигурки людей и зверей; но больше всего Турин любил рассказы Садора,
ибо молодость того пришлась на пору Браголлах, и ныне Садор охотно
вспоминал о тех недолгих днях, когда был силен и крепок, и не стал еще
калекой.
- Говорят, великая то была битва, сын Хурина. Меня отозвали от
трудов моих в лесах, ибо в тот год большая нужда была в людях, но в
Браголлах я не сражался, а не то, пожалуй, получил бы увечье более
почетное. Слишком поздно подоспели мы, для того лишь, чтобы унести
назад на носилках тело старого правителя, Хадора: он погиб, защищая
короля Финголфина. После того я и стал ратником и прослужил в великой
твердыне эльфийских королей, Эйтель Сирион, много лет, или, может,
теперь мне так кажется - ведь последующие годы и вспомнить-то особо
нечем. Я был там, когда напал Черный Король, и Галдор, отец твоего
отца, командовал в крепости от имени короля. В том штурме он и погиб; я
видел, как твой отец принял власть и возглавил оборону, хотя едва успел
возмужать. Говорили, будто пылает в нем огонь, так, что меч раскаляется
в его руке. Ведомые им, мы оттеснили орков в пески; и с того самого дня
они уж не смели появляться в виду стен. Но увы! Сполна утолил я жажду,
ибо вдоволь насмотрелся на кровь и раны, и испросил я дозволения
вернуться в леса, по которым стосковался душою. Там-то и покалечился я;
убегая от своего страха, часто обнаруживаешь, что на самом-то деле
поспешил коротким путем ему навстречу.
Так говорил Садор с Хурином, когда тот подрос; Хурин же начал
задавать бессчетные вопросы, на которые Садору непросто было ответить,
и думал он про себя, что должно бы наставлять мальчика родичам более
близким. Однажды Турин спросил его:
- А Лалайт в самом деле походила на эльфийское дитя, как уверял
отец? И что он имел в виду, говоря, что недолгий срок ей отпущен?
- Очень походила, - подтвердил Садор, - ведь на заре юности дети
людей и эльфов кажутся близкой родней. Но дети людей взрослеют куда
быстрее и скоро проходит юность их; такова наша судьба.
- Что такое судьба? - спросил Турин.
- О судьбе людей должно тебе спросить тех, кто мудрее Лабадала, -
отозвался Садор. - Ну да всем ведомо: скоро устаем мы и умираем; а
многие по несчастной случайности гибнут и раньше. Эльфы же не знают
усталости и умирать не умирают, кроме как от самого тяжкого увечья. От
ран и печалей, что убивают людей, эльфы могут исцелиться; а иные
говорят, будто эльфы возвращаются в мир, даже если искалечены тела их.
Не так оно с нами.
- Значит, Лалайт не вернется? - спросил Турин. - Куда же ушла она?
- Не вернется, - подтвердил Садор. - Но куда ушла она, никому из людей не ведомо; мне, во всяком случае - нет.
- И так было всегда? Или, может, всему виной какое-нибудь проклятие злобного Короля - вроде Морового Дыхания?
- Не знаю. Тьма лежит за нами, и из тьмы той немного пришло
преданий. Отцам наших отцов, верно, было что рассказать - да только не
рассказали они ничего. Даже имена их и то позабыты. Горы стоят между
нами и той жизнью, что оставили они, спасаясь от беды, а какой - никому
ныне не ведомо.
- Их пригнал страх? - спросил Турин.
- Может статься, и так, - отвечал Садор. - Может статься, мы бежали
от страха пред Тьмой, да только здесь столкнулись с ней лицом к лицу, и
некуда нам больше бежать, кроме как к Морю.
- Но теперь мы уже не боимся, - отозвался Турин, - во всяком
случае, не все мы, нет. Отец мой не знает страха; и я тоже бояться не
стану; или по крайней мере, бояться стану, но страха не выкажу, как моя
матушка.
И почудилось в ту пору Садору, что глядит на него Турин глазами не
ребенка, но взрослого, и подумал он: "Горе - что точило для сильного
ума". Вслух же сказал он так:
- Сын Хурина и Морвен, что станется с твоим сердцем, Лабадалу не
предугадать, только нечасто и немногим станешь ты его открывать.
Тогда молвил Турин:
- Пожалуй, ежели не дано получить, чего хочешь, так лучше и о том
не заговаривать. Только вот хотелось бы мне, Лабадал, быть одним из
эльдар. Тогда Лалайт однажды возвратилась бы, а я по-прежнему ждал бы
ее здесь, даже если бы нескоро пришла она. Я стану ратником эльфийского
короля, как только подрасту, - подобно тебе, Лабадал.
- Многому сможешь ты научиться от эльфов, - промолвил Садор со
вздохом. - Эльфы - народ прекрасный и дивный, и обладают они властью
над сердцами людей. И однако ж думается мне порой, что лучше оно было
бы, кабы нам с ними никогда не встречаться, а жить своей собственной
немудреной жизнью. Ибо древний народ сей владеет многовековой
мудростью; горды они и стойки. В их свете меркнем мы - или сгораем
слишком быстро, и бремя участи нашей тяжелее давит на плечи.
- Отец мой любит их великой любовью, - возразил Турин, - и не
знает он радости вдали от них. Он говорит, мы научились у эльфов едва
ли не всему, что знаем, и сделались выше и благороднее; а еще он
говорит, что люди, недавно пришедшие из-за гор, ничем не лучше орков.
- То правда, - отвечал Садор, - по крайней мере, о некоторых из
нас. Но подниматься вверх мучительно, а с высоты слишком легко
сорваться в бездну.
В ту пору Турину было почти восемь, в месяце гваэрон по счету
эдайн, в год, что не позабудется вовеки. Среди старших уже ходили слухи
о великом сборе и сходе воинств, Турин же о том ничего не слышал, хотя
примечал, как отец то и дело обращает на него пристальный взор: так
глядят на нечто дорогое, с чем поневоле предстоит расстаться.
Хурин же, зная, сколь отважна его жена и сколь сдержанна на язык,
часто беседовал с Морвен о замыслах эльфийских королей и о том, чем
обернется победа либо поражение. Сердце его было преисполнено надежды,
и мало страшился он за исход битвы; ибо казалось ему, что никакая сила
в Средиземье не сумеет сокрушить мощь и величие эльдар.
- Они видели Свет Запада, - говорил он, - и в конце концов Тьма отступит пред ними.
Морвен ему не возражала; рядом с Хурином всегда верилось в лучшее.
Но и в ее роду хранили эльфийское знание, и про себя молвила она: "И
однако ж разве не покинули они Свет и разве не отрезаны от него ныне?
Может статься, что Владыки Запада более об эльфах не вспоминают; и как
же тогда им, пусть и Старшим Детям, одолеть одного из Властей?
Ни тени подобных сомнений, похоже, не тревожило Хурина Талиона; но
однажды утром по весне того года проснулся он, точно от недоброго сна,
и в тот день словно бы туча омрачила его свет и радость; а вечером
внезапно сказал он:
- Когда призовут меня к войску, Морвен Эледвен, оставлю я на твоем
попечении наследника Дома Хадора. Коротка жизнь людская, и изобилует
несчастными случайностями, даже и в мирные времена.
- Так было всегда, - отвечала Морвен. - Но что стоит за твоими словами?
- Благоразумие, не сомнение, - промолвил Хурин, хотя вид у него был
встревоженный. - Тот, кто глядит вперед, в будущее, не может не
понимать: мир не останется прежним. Слишком многое поставлено на кон, и
одна из сторон неизбежно утратит то, чем сейчас владеет. Если падут
эльфийские короли, худо придется эдайн; а ведь мы живем ближе всех к
Врагу. Эта земля, чего доброго, отойдет под его власть. Если все и
впрямь обернется к худшему, я не скажу тебе: "Не бойся!" Ибо боишься ты
лишь того, чего должно бояться, и не более; и страх тебя не пугает. Но
говорю я: "Не мешкай!" Я вернусь к тебе, коли смогу - но не мешкай!
Поспеши на юг - если я уцелею, так последую за тобой и найду тебя, даже
если мне придется обыскать весь Белерианд.
- Обширен Белерианд, да только не найдется в нем крова для
бесприютных изгнанников, - промолвила Морвен. - Куда бежать мне, будь
то со многими либо немногими?
Хурин помолчал немного, размышляя.
- В Бретиле живет родня моей матери, - проговорил он. - Лигах в тридцати отсюда, ежели напрямик.
- Коли и впрямь настанут недобрые времена, что проку искать помощи
у людей? - возразила Морвен. - Дом Беора пал. Если падет великий Дом
Хадора, в какие норы забьется малый народ Халет?
- В те, которые отыщутся, - откликнулся Хурин. - И все же не
сомневайся в их доблести, пусть немногочисленны они и неучены. Где еще
искать надежду?
- Ты не говоришь о Гондолине, - промолвила Морвен.
- Не говорю; это имя вовеки не срывалось с моих уст, - отозвался
Хурин. - Однако слухи не лгут; я и впрямь побывал там. Но говорю тебе
ныне правду, как никому другому не говорил и не скажу: я не знаю, где
находится город.
- Однако ты догадываешься, и думается мне, догадка твоя близка к истине, - возразила Морвен.
- Может, и так, - промолвил Хурин. - Но ежели сам Тургон не
освободит меня от клятвы, я не могу высказать догадку вслух, даже тебе;
и потому искать ты станешь напрасно. А даже если бы и заговорил я, себе
на позор, ты в лучшем случае доберешься лишь до запертых врат; ибо
внутрь не впустят никого - разве что Тургон выступит на войну (о чем ни
слова не слышно и надежды на то нет).
- Тогда, раз на родню твою уповать не приходится, а друзья от тебя
отрекаются, придется мне решать самой, - промолвила Морвен, - и запала
мне ныне на ум мысль о Дориате.
- Как всегда, высоко метишь, - отозвался Хурин.
- Скажешь, чересчур высоко? - возразила Морвен. - Но из всех
укреплений Пояс Мелиан падет последним, думается мне; а Дом Беора в
Дориате презирать не станут. Разве не в родстве я с королем? Ибо Берен,
сын Барахира, был внуком Брегора, как и мой отец.
- Сердце мое не склоняется к Тинголу, - отозвался Хурин. - Не шлет
он помощи королю Фингону; и не ведаю, что за тень омрачает мне душу,
стоит упомянуть про Дориат.
- При упоминании Бретиля омрачается и мое сердце, - отвечала Морвен.
Тут Хурин вдруг рассмеялся и молвил:
- Хороши мы, нечего сказать - сидим тут да спорим о вещах за
пределами нашего разумения и о тенях, порождениях снов. Настолько худо
нам не придется; а коли придется, что ж - тогда все зависит от твоей
отваги и рассудительности. Тут уж поступай, как велит тебе сердце - но
быстро. А если победа останется за нами, тогда эльфийские короли
намерены возвратить все вотчины дома Беора его наследнице - тебе,
Морвен, дочь Барагунда. Тогда обширными владениями станем мы править, и
славное наследство перейдет к нашему сыну. Коли не останется зла на
Севере, уж верно, обретет он великое богатство и станет королем среди
людей.
- Хурин Талион, - произнесла Морвен, - по мне, так справедливее будет сказать: ты глядишь высоко, я же страшусь пасть низко.
- Даже в самом худшем случае не тебе этого бояться, - отозвался Хурин.
Той ночью примерещилось Турину сквозь сон, будто мать и отец со
свечами в руках склонились над его постелью и глядят на него сверху
вниз; но лиц их он не видел.
Источник: http://www.bakanov.org/default.php?rubrica=20&id=428 |
| Категория: Зарубежные авторы | Добавил: Креол (03.12.2007)
|
| Просмотров: 553
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
