Каждый со времен Александра Сергеевича знает, что
навещать пожилых родственников – не то чтобы непременный долг, но обязанность
воспитанного человека, и Мартин ею не пренебрегал. Помимо вежливости, ему было
по‑человечески радостно увидеть дядю, посидеть с ним на кухне за чашкой кофе и
поговорить о чем‑нибудь мелком, незначительном, или же, напротив, – о
проблемах философских, разгадка которых человечеством пока не найдена. Была в
этих регулярных посещениях и еще одна маленькая человеческая приятность – во
многих компаниях Мартина уже звали по отчеству, чего он ужасно не любил. Да и
как русскому человеку любить такое нелепое сочетание – Мартин Игоревич? Ну а
дядя никогда по отчеству его не звал и звать не собирался. В хорошем
расположении духа он окликал Мартина Мартом, в плохом (что, впрочем, случалось
нечасто) желчно называл Иденом. Был, видимо, тридцать с лишним лет назад между
дядей и отцом Мартина какой‑то суровый родственный спор по поводу имени. Сам
дядя был закоренелый холостяк, на вопросы о детях сухо отвечал «не знаком», но
почему‑то считал своей законной обязанностью принимать полнейшее участие в
жизни любимого племянника. По сути дела, дядя проиграл лишь один бой – по
поводу имени, зато по всем остальным вопросам ему всегда удавалось настоять на
своем. Иногда Мартин был за это от души благодарен, например, за сорванные
планы учить его с младенчества игре на фортепьяно, за разрешения отправиться в
многодневный поход или поехать с друзьями в Питер автостопом. Все попытки
родителей спорить кончались тяжелым взглядом из‑под бровей и вопросом: «Вы
мужика растите или певца эстрадного?» Эстраду дядя и впрямь не любил, а из всех
певцов уважал лишь Кобзона и Леонтьева, и то виновато прибавляя: «За голос и
характер».
