Собственно Сева натолкнул на мысль создать темку с интересными фактами о жизни, искусстве, традициях и истории Японии. Делимся малоизвестными фактами, наиболее распространенным вымыслами и т.д. А так как форум у нас вроде как литературный , то и факты предлагаю выкладывать по этой тематике) пустой флуд буду карать) даже свой! о как!
Допустим все знают про хокку, но мало кто знает про танка. Танка («короткая песня») — 31-слоговая пятистрочная японская стихотворная форма, основной вид японской феодальной лирической поэзии, являющаяся разновидностью жанра вака. Танка не имеет рифм. Техника этой формы поэзии основана на сочетании пяти- и семисложных стихов с двумя семисложными заключительными стихами:
В глубине в горах топчет красный клёна лист стонущий олень слышу плач его... во мне вся осенняя печаль (Танка поэта Сарумару)
Составленное по этой форме стихотворение может содержать до 50 или 100 строчек, и в этом случае оно называется тёка или нагаутаоднако большинство японских танка состоит из пяти строк по схеме — 5-7-5-7-7, что в общей сложности составляет 31 слог. Во всем мире широко известны японские трехстишия хокку (или хай-кай) и пятистишия танки. Эпитафией крупнейшего японского поэта нашего века Исикавы Такубоку стала его самая известная танка:
На северном берегу, Где ветер, дыша прибоем, Летит над грядою дюн, Цветешь ли ты, как бывало, Шиповник, и в этом году?..
(Перевод В. Марковой)
Красным цветком украсить мир. Перевод: А. Глускина
Они разделены Небесною Рекою И кажется, что близки берега, Что камень долетит вдаль, брошенный рукою, И все же им помочь Ничем нельзя...
Хоть близок срок, Когда взмахнувши рукавами, Они увидятся, забыв про целый свет, Но все же переплыть реку - надежды нет, Доколе осень не настанет!
Любимый мой, с кем с давних пор Разлучены Рекой Небесной, Друг против друга мы стоим, Ты приплывешь к берегам моим, И я развязываю шнур, готовясь к встрече!
В ладье, плывущей по реке туманной, Раскинутой в извечных небесах, Качаясь на волне, Не нынче ли ночью Любимый приплывет ко мне?
Со дня того, когда подул нежданно Осенний ветер, Думаю всегда: "Когда же наконец Придет мой друг желанный, Которого с такой тоскою жду?"
Хотя и облака, и ветер На том и этом берегу бывают, Но вести От жены моей далекой До берегов моих не достигают...
Небесная Река! Хотя волна на ней Не поднимается высоко, Но все же трудно ждать мне срока, - Ах, отмель эта так близка!
Лишь жемчугом блеснувший миг, Побыв вдвоем, Они должны расстаться И тщетно тосковать и убиваться До срока новой встречи в небесах!
Когда бы в облаках я мог парить, Как в небесах парят свободно птицы!.. О, если б крылья мне, Чтоб друга проводить К далеким берегам моей столицы!
Приснился мне цветок душистой сливы И мне сказал доверчиво во сне: Считаюсь я цветком Столичным и красивым, Так дай же плавать мне в вине!
Ныне сердцу моему Не утешиться ничем! Словно птицы, что кричат, Скрывшись в белых облаках, Громко, в голос плачу я!
Итак, друзья, скорей в страну Ямато! Туда, где сосны ждут на берегу! В заливе Мицу, Где я жил когда-то, О нас, наверно, память берегут!
Ах, непреступным, вечным, как скала, Хотелось бы мне в жизни этой быть! Но тщетно все. Жизнь эта такова, Что бег ее нельзя остановить!
Отважным мужем ведь родился я, - Ужель настал конец короткого пути Без славы, Что могла из уст в уста, Из года в год, из века в век идти?!
Для чего нам серебро, Золото, каменья эти? Все - ничтожно. Всех сокровищ Драгоценней сердцу дети!
Грустна моя дорога на земле, В слезах и горе бреду по свету, Что делать? Улететь я не могу, - Не птица я, увы, и крыльев нету!
Словно пена на воде, Жизнь мгновенна и хрупка, И живу я, лишь молясь: О, когда б она была Длинной, прочной, что канат!
Мало кто знаком с японскими сказками, и еще меньше - с недетскими японскими сказками. Приведу в пример одного из авторов - Миядзава Кэндзи.
Учитель Птичья Клетка и Мышонок Фу
В одно время жила-была Птичья Клетка. Да и то честнее сказать это была не птичья клетка, а птичья коробка. Был у птичьей коробки потолок, дно, три стены, сделанные из тонкой доски, а с другой стороны - решетка из проволоки одновременно служила дверью. Сбоку было маленькое стеклянное окошко.
Однажды в Птичью Клетку посадили птенчика птицы бульбуль.
Птенец, попав в такое тёмное, тесное место, возмутился и стал бить крыльями. Птичья Клетка ему говорит:
"Нельзя бить крыльями".
Однако птенец не слушался, и всё бил и бил крыльями, пока окончательно не выбился из сил. Тогда он лёг без движения, заплакал и стал звать маму.
"Нельзя плакать",- сказала ему Птичья Клетка.
В этот момент впервые Птичья Клетка почувствовала: "Ха-ха, да ведь я - Настоящий Учитель". Действительно, если внимательно посмотреть, маленькое окошко сбоку -лицо, а решётчатая дверь - чем не великолепная жилетка. И как только Птичья Клетка в это уверовала, с этого момента она уже не могла спокойно сидеть на месте.
"Я - Учитель. Меня зовут - Учитель Птичья Клетка. Я буду тебя учить",- стала внушать она птенцу.
Бедный птенчик. Ничего не поделаешь. Пришлось называть клетку - Учитель Птичья Клетка. Однако он сильно ненавидел Учителя. Ежедневно находиться неподвижно в животе у Учителя было страшным для него мучением.
Он уже не мог его больше видеть, и поэтому, предпочитал сидеть, закрыв глаза. Но даже с закрытыми глазами, одно воспоминание об Учителе, наполняло его душу тоской.
И вот птенец в один день, а именно седьмой, не получил на обед ни крупинки пшена. Случилось так, что все о нём как-то забыли. Ему было очень голодно, он беспомощно открывал и закрывал ротик, но никто не пришёл на помощь и птенчик умер.
"А-а, какая жалость", - сказал Учитель Птичья Клетка.
Со следующим птенцом случилось тоже самое. Умер он, правда, по другой причине. Выпил протухшей водички и отравился. Следующий за ним птенчик очень любил небо и деревья. Сердце его не вынесло разлуки с ними, и он умер.
С четвёртым птенцом случилось следующее. В один погожий весенний день Учитель Птичья Клетка беззаботно заснул, оставив отвороты своего решётчатого жилета широко распахнутыми. Пока он спал, пришёл разбойничий Кот-Генерал и схватил птенчика. Тут Учитель Птичья Клетка проснулся, но было поздно.
"А-а, нельзя этого делать. Ну-ка, верни мне ученика".
Рассмеялся Кот-Генерал и убежал.
"А-а, какая жалость", - сказал Учитель Птичья Клетка.
После этого случая он полностью потерял доверие своих хозяев. Так оказался он, в конце концов, на полке в кладовой. Его соседями оказались треснутые цветочные горшки, старый красный лаковый ковшик и прочая никому не нужная рухлядь.
"А-а, ужасно. Какой здесь воздух спёртый",-так приговаривал он и оглядывался по сторонам. За спиной у себя он обнаружил маленькую чёрную дырочку.
"Интересно, что это за дыра такая. Её мог вырыть лев, или, по крайней мере, это может быть пещера дракона",- так размышлял он.
Вот пришёл вечер. Из чёрной дыры вылезла мышка и откусила от Учителя Птичья Клетка маленький кусочек. Учитель удивился сильно, но стараясь не подавать виду, произнёс:
"Ой, ой, гражданочка, разве вы не знаете завещание короля страны Камадзин, запрещающее без основания кусать посторонних людей?"
Мышь, оторопев, отступила три шага назад, вежливо поклонилась и только после этого ответила:
"Я вам бесконечно благодарна за то, что вы меня научили. Меня Ваши слова до печёнок пробрали. Вы совершенно правы.
Без особых на то причин кусать незнакомого человека - это действительно ужасно. Я в прошлом году так же бездумно укусила Господина Железный Гвоздь, за что и лишилась двух передних зубов.
И опять, весной этого года, я беспричинно откусила кусочек уха человека. Так меня чуть не убили! Вот я страху натерпелась. К тому же у меня есть сынок, его зовут Фу*3, ужасный разбойник. Я бы Вас очень попросила, не взялись бы вы за его обучение?".
"Да, пожалуй, возьмусь. Приведите его. Я уж из него сделаю человека. Хоть я сейчас и нахожусь в таком убогом месте, раньше-то я жил в доме со стёклами, где вырастил и воспитал четырёх птиц бульбуль. Все они сначала были совершенно неуправляемыми детьми, только и делали, что бездумно били крыльями. Но, потом, они все прониклись моим учением и стали послушными, достойными птицами. И так они провели свою жизнь в спокойствие и довольствие. Слава и достаток им сопутствовали".
Данные слова привели мышь в такой восторг, что она не могла произнести ни слова. Она почтительно склонила голову и торопливо нырнула в свою норку. Через некоторое время из норки появилась мышь со своим сыном.
"Вот мой сын. Я Вас очень прошу взяться за его обучение построже".
И оба в вежливом поклоне склонили головы.
"А-а, сразу видно, умненький ребёнок. Какая замечательная форма головы. Я всё понял. Я возьму его в ученики".
В один день мышонок Фу торопливо пытался проскочить перед клеткой Учителя. Учитель судорожно его окликнул:
"Эй, Фу, постой-ка чуть-чуть. Почему ты так незаметно пытаешься проскочить перед моим носом? Мужчина должен ходить медленно и важно".
"Но учитель, среди моих друзей нет ни одного, кто бы ходил другой походкой. Да и то сказать, я среди них отличаюсь своей величавостью".
*3 - Вероятно от французского fou - дурачок.
"А что они за люди, эти твои друзья?"
"Сороконожки, пауки, блохи".
"И ты дружишь с такой шантрапой? Почему бы тебе ни обзавестись более достойными друзьями?"
"Но ведь я, учитель, ненавижу котов, собак, львов и тигров".
"А-а, вот оно что. Тогда ничего не поделаешь. Но всё же попытайся отработать более достойную походку".
"Понял, Учитель",- сказал мышонок и исчез в мгновение ока.
После этого случая прошло пять или шесть дней. И опять мышонок Фу попытался незаметно проскочить мимо клетки Учителя. Но Учитель его окликнул:
"Эй, Фу. Подожди-ка чуток. Почему ты всё время бегаешь, так воровато оглядываясь по сторонам? Настоящий мужчина смотрит прямо и идёт прямо. По сторонам так воровато оглядываться не годиться. Ты ведь собираешься стать настоящей благородной мышью. Тебе надо привыкать к этой мысли".
"Но ведь мои друзья все поступают как я. Я среди них ещё самый порядочный",- так ответил мышонок перед тем как убежать и спрятаться в нору.
Опять прошло пять или шесть дней. Мышонок Фу как обычно, спеша, пробегал перед клеткой Учителя. Учитель, позвякивая решётчатой жилеткой, позвал ученика.
"Эй, Фу, ну-ка, постой. Почему ты всегда убегаешь, когда я пытаюсь тебе что-то объяснить? Сегодня присядь, успокойся и спокойно выслушай мой урок. Зачем ты всегда так втягиваешь шею и сутулишь спину?"
"Но, учитель. Все мои друзья ещё больше втягивают шею и сутулят спину".
"Но ведь среди твоих друзей есть и сороконожка, которая всегда очень ровно держит спину?".
"Нет, учитель. Это только сороконожка. Остальные же все сутулятся".
"И кто же они эти твои остальные?"
"Маковое зернышко, зёрнышко просо и зёрнышко подорожника".
"Почему же ты всегда сравниваешь себя с такими недостойными людишками. А-а?".
Но мышонку Фу так надоело слушать эти нравоучения, что он предпочёл скрыться в норе.
На этот раз Учитель Птичья Клетка разозлился по настоящему. Он затрясся, застучал и закричал:
"Мать мышонка Фу, мать мышонка Фу, выходите сейчас же. Я не могу уже больше терпеть вашего сына в своих учениках. Я передаю его вам обратно, выходите быстрее из норы".
Мама мышь выволокла из норы трясущегося от страха сына за шиворот и поставила его перед клеткой Учителя.
Учитель так разозлился, что весь покраснел, и то и дело с шумом хлопал дверью клетки.
" Я воспитал четырёх птенцов, и до сегодняшнего дня я не встречался с таким ужасным неуважительным поведением. Этот ученик, ваш сын, совершенно ни на что не годен".
В этот момент вдруг, подобно урагану, появилось жёлтое существо, которое схватило мышонка Фу, расплющило его по полу и остановившись, нагло повело усами. Это был Кот - Генерал.
Кот -Генерал рассмеялся:
"Ха-ха, ученик ни куда не годится, но и учитель тоже плох. Враньё этого учителя всегда так похоже на правду. Воля ученика уменьшается до размера макового зёрнышка. Такая ситуация заставляет меня беспокоиться о будущем нашего государства".
Если интересно, могу выложить еще нескоько сказок того же автора.
Суровая сказочка. Только длинновата. Морали на притчу - содержания на повесть.)) Хотя походу тут ещё пародия на традиционную сказку, но мне как гайдзину не уловить этой тонкой иронии.) "Делай что следует и будь что будет" (с) Пьер Террай, сеньор де Баярд.
Ну ты ж пойми, что это перевод. А как все знают, переводить японские тексты очень тяжко. Поищи еще переводы, думаю там ты найдешь еще пару опущенных моментов. Ну а если найдется пара людей, кого заинтересовало, выложу еще. Woooobbu-Woooooobuuu! Woooooobbuuuffet!! >_< http://vocahou.ru/
Отмазка. <_< Если знаешь язык - переводить несложно, а если нет, то....)) Впрочем большинство переводчиков с японского, чьими трудами мы пользуемся, делают переводы jff. Придёцца мирицца с косяками. И ты выкладывай ещё, не стесняйся.) "Делай что следует и будь что будет" (с) Пьер Террай, сеньор де Баярд.
В отдаленные времена, о которых ученые едва осмеливаются говорить, жил в Японии один бедняк, кормился он тем, что на большой дороге раскалывал большие камни в щебень. Он работал на большой дороге ежедневно, во все времена года и под дождем, и под снегом, в зной и стужу, он постоянно был полумертв от усталости и на тре-четверти мертв от голода и потому не очень-то был доволен своей участью. - Ах, как я бы возблагодарил небо, - скал он однажды, - если бы в один прекрасный день я стал настолько богат, что мог бы выспаться, как следует, поесть и выпить всласть. Говорят, будто есть такие счастливые люди, которые живут сыто и довольно. Разлегся бы я перед своей дверью на мягких циновках, одетый в нижние шелковые одежды, и каждые четверть часа слуга напоминал бы мне, что я могу ничего не делать и спать без угрызения совести.
В это время Судьба пролетала мимо и услышала его слова. – «Будь услышан, бедный!» - сказала она, и внезапно щебенщик очутился перед дверью великолепного дома, который принадлежал ему, лежащим на мягких циновках, одетый в нежное, роскошное шелковое платье, н не чувствовал более ни голода, ни нужды, ни усталости. Это ему показалось таким приятным ощущением, что он пришел в восторг.
С полчаса он упивался этим неизвестным ему наслаждением, как вдруг увидел шествие Микадо. А повелитель Японии в то время был самый могущественный из всех повелителей Востока.
Микадо гулял для своего удовольствия в одеждах вышитых золотом окруженный придворными, скороходами и войнами в сопровождении музыкантов и супруги на белом слоне. Микадо возлежал на пуховых подушках, в золотом паланкине, искусно отделанном драгоценными каменьями. Над головой повелителя его первый министр имел честь нести зонтик, от которого шел трезвонь, потому что края его были обшиты бахромой из колокольчиков.
Разбогатевший щебенщик с завистью смотрел на поездку Микадо.
- Вот это так жизнь! – сказал он, - Вот если бы я был Микадо, я бы прогуливался с еще большим великолепием… Ах, как я желал бы сделаться Микадо1
И вновь рядом с ним была судьба, исполнившая его желание Вмиг он очутился лежащим в золотом паланкине. Осыпанный драгоценными камнями, его окружали министры, скороходы и рабы.
Несколько дней солнце страшно палило, все высохло, дорого окаменела, солнечный блеск утомил глаза Микадо. Тогда он обратился к министру, который держал над ним зонтик, и приказал: - «!»Этот невежда меня мучает. Такое обращение со мной неприемлемо. Скажи ему, что я, повелитель Японии, приказываю, чтобы оно удалилось!» - Первый министр передал первому камергеру зонтик и удалился. Он вернулся почти тотчас с смущенным лицом.
- «О, Великий Микадо, повелитель богов и люде, это невозможно. Солнце сделало вид, что меня не понимает и продолжает печь.
- Наказать его! Я равен богам, разве это не правда? Ты мне сказал сейчас, что для меня нет ничего невозможного. Или ты начал мне противоречить, или ты не исполнил моего повеления? Я тебе даю пять минут, чтобы погасить солнце, и десять, чтобы уведомить меня о том. Иди».
Первый министр удалился и больше не возвращался. Могущественный щебенщик покраснел от гнева.
- Однако, что же это такое? Я – повелитель и должен переносить своенравие, причуды, жар какой-то звезды и только потому, что оно давно к этому привыкла. Значит, солнце могущественнее меня, так я хочу быть солнцем!...
И вот, бывший бедный щебенщик, сделался средоточением вселенной, сияющим и пламенеющим, ему велено было оберегать деревья, высушивать реки, испарять ручьи, жечь лица людей и запыленные носы его бывших товарищей.
Но вдруг облако встало между ним и землей и сказало солнцу:
- Постой-ка, мой милый, тут нельзя печь!
- Как? – воскликнул щебенщик. – Значит, облако могущественнее меня? Я хочу тогда стать облаком!
И вот новое облако, в свою очередь, гордо понеслось между сияющими звездами и землей. Ни раз у оно не упало дождем, а по воле щебенщика являлось в сопровождении ливня, града и такой грозы, которая с корнями вырывала деревья. И в нескольких местах ручьи обращались в реки, и тогда ужас овладевал всеми живущими.
Однако простой утес гордо сопротивлялся усилиям щебенщик, он оставался бесстрастным, от его гранитных боков бессильно отскакивали волны. Он стоял непоколебим. Ветры не поколебали его, а громовая стрела каждый раз заставляла его громко хохотать.
- Как! – воскликнул щебенщик. – Этот гордый утес не хочет знать меня? О, тогда я желаю быть утесом и быть сильнее всех! И он стал утесом.
Облако, обращенное в гранитную скалу, чувствовало ко всем призрение. Непоколебимое, неприступное, бесстрастное стояло оно под жаркими лучами солнца, под ударами громовых стрел.
-Да, думал щебенщик, - теперь я сильнее и могущественнее всех!
И вдруг… Удары молотка у ног обратили его внимание, он наклонился и увидел, что оборванный, жалкий бедняк, такой же, как и он когда-то, с молотком в руках отбивает кусок за куском от него, крошит его на щебень для поправки соседней дороги.
- Что это значит? – высокомерно спросила скала. – Какой-то нищий, из беднейших бедняком, худой из худейших калечит меня, и я не могу себя защитить! О, тогда я желаю быть им, чтобы одолевать все!
И снова он увидел себя простым рабочим на большой дороге. Ежедневно, во все времена года под дождем и снегом, в жар и холод по-прежнему работал он, был полумертв от голода, на три-четверти от голода, на одну-четвертую от усталости, но все это теперь не мешало ему быть совершенно довольным своею судьбой.
Много-много лет тому назад жили в одной деревне старик-японец со своей женой. Хоть и бедствовали они, но все же могли бы жить бедные люди счастливо, если бы только у них были дети Вот так-то и жили они в полном одиночестве и до того скорбили, что даже соседи разделяли их горе и старались всячески утешить их.
И случилось раз, что пошла старуха японка на стирку. А день был солнечный, и река с великим шум катила свои воды через камни…
Достала японка платье да белье и стала усердно полоскать их в реке.
И так она занялась своим делом, что и не заметила, как огромный, прекрасный персик внезапно подплыл к ней по воде…
Старушка поспешно схватила его. Такие чудные, спелые персики падали редко, - круглый, наливной, он, казалось, испускал розовое сияние от себя на солнце.
Вернулась она домой и отнесла мужу найденный персик, - пусть и старик полакомится… Обрадовался и тот находке, поскорее достал нож и осторожно разрезал персик на две равные части, - и что же случилось тогда!
К великому изумлению обоих стариков, из персика выскочил бойкий, резвый красавчик-мальчуган.
То-то была радость, - и описать ее невозможно. Теперь был у них сынок, и японцы воздали благодарность богам за их великую для них милость, а чтобы вечно помнить об этой радости, они и мальчика прозвали «Момотаро», - персиковый мальчик.
Надивиться не могли старики на него и всячески ухаживали за ним. И мальчик быстро рос о всеми добрыми задатками хорошего человека, будущего верной опорой своих стариков.
И Момотаро любил их до безумия и день и ночь только о том и думал, что бы уме только сделать, чтобы доставить обоим старика полную счастья, спокойную жизнь. Он ломал себе голову, как бы ему только найти сокровища, чтобы обогатить своих родных, и, наконец, решил пуститься в далекий путь, чтобы побывать в самых прославленны храмах и испросить там себе совета.
Но перед этим решением увидел он такой хороший сон, что он решил следовать ему, а все остальные свои планы пока оставить в покое.
Невдалеке от их фанзы в море находился остров, на который никто еще никогда не вступал, потому что на нем обитали исключительно злые божества Они. Оттого и остров тот назывался Онишима. И ходила в народе японском молва, что у Они, в их пещерах на острове, несметные сокровища спрятаны, которые они старательно оберегают от всех, и зовут главного их стража Монбань.
И снилось Момотаро, что он попал на этот страшный остров, победил всех этих чудовищ и захватил их сокровища.
Но самое главное было во сне то, что он получил как бы благословение от добрых духов на эту поездку на остров Онишима и на захват сокровищ злых Они, потому что боги под видом всевозможных зверей помогали ему во сне преодолевать всякого рода препятствия.
Прежде всего стал Момотаро обучаться обходиться с оружием, особенно легко и умеючи обращаться с тяжелой дубиной. А потом пошел он к родным и сказал им, на что он решился пойти.
И страшно огорчились старики, стали было уговаривать его отложить все планы.
Но Момоаро на своем продолжал стоять. И вспомнили старики, что боги послали ему сына и не могут на него браниться и отпустили его.
Собрали они его в путь-дорогу, наварили ему клецок из пшена, простился Момотаро с ними, плача, и пошел своей дорогой…
Шел он шел, и встречается ему какая-то собака. Радостно замахала она хвостом и высоко подпрыгнула к самому лицу Момотаро, как только заметила, что это ему нравится.
- Позволь мне идти с тобою, - сказала ему собака, - я буду служить тебе верой и правдой, если ты мне будешь давать есть хоть немножко клецок.
Момотаро кинул ей две-три клецки, и собака побежала рядом с ним.
Шли они, шли, - и встречается им обезьяна: поздоровалась она с ними и спрашивает у Момотаро, куда это они путь держат.
А как узнала в чем дело, так и стала просить его:
- Я пойду с тобой и буду тебе помогать. А ты, конечно, поделишься со мной своими славными клецками.
- Изволь! – сказал Момотаро и охотно дал обезьяне большую порцию клецок, а обезьяне они так по вкусу пришлись, что она кликнула к себе своего друга – фазана, чтобы и он эту прелесть попробовал.
Фазан живо подлетел, поклевал клецок, а как узнал, куда они все направляются, так и стал Момотаро просить, чтобы он и его с собой захватил.
Согласился Момотаро на это, и пошли они вчетвером дальше, очень довольные друг другом.
Вот приходят они к берегу моря и видят, что лодка, на которой им можно было бы на остров переплыть, далеко от берега стоит, и никакого каната от нее на берег не протянут.
Что было тут делать? Момотаро ничего продумать не мог, но обезьяна нашлась и сказала собаке:
- Ты можешь хорошо плавать, так живо лезь в воду, я сяду тебе на спину, - мы лодку к берегу и подтянем с тобой…
Сказано-сделано… Подвезла собака обезьяну на себе к лодке, та достала канат и сунула его собаке в пасть, а та с гордостью и радостью подвела лодку к самому берегу.
Вот и уселись в лодку, кроме фазана, который полетел впереди них прямо к острову, что бы выбрать там удобное место для стоянки лодки, незаметное для злых духов.
Момотаро похвалил фазана за его осмотрительность, - иначе их непременно заметили бы с берега. Теперь же фазан сказал им, где пристать удобнее, и лодка совершенно незаметно подошла прямо к входу в большую пещеру.
Размахнулся Момотаро своей дубинкой и с размаху стал бить ею прямо в железную дверь пещеры, но ответа никакого не было; тогда страшно раздосадованный Момотаро размахнулся дубиной и разбил вдребезги пещерную дверь. Вошел и обомлел…
Он думал очутиться в мрачном, сыром подвале, но попал, наоборот, в роскошно убранную, блестящую залу. Здесь должен был обитать глава Они… Момотаро в ужасе упал без чувств, но его спутники подхватили его и привели в себя.
Фазан полетел дальше, в глубь дворца; обезьяна вскарабкалась под крышу; собака забилась под пол, чтобы разузнать, где же именно скрыты здесь несметные сокровища. И собака скоро нашла их. Фазан и обезьяна вернулись к ней, и тогда Момотаро вместе с ними решился идти прямо в главную залу главы Они… Безчисленное множество маленьких злых духов окружали и его толпой, но Момотаро стал угрожающе махать своей страшной дубиной, и злые духи мигом рассеялись во все стороны.
Без труда и опасности вошел Момотаро в главу зала Они, и как завидел его сам глава племени, разгневался он, распалился на него страшно. И кликнул он на помощь свою стражу, о никто на помощь явиться не посмел, и Момотаро отважно напал на него.
Обезьяна, как заметила, что глава Они на много сильнее Момотаро, - живот вспрыгнула уму на спину и зажала ему сзади глаза, так что злой дух не мог видеть своего противника; а собака тоже не зевала и вцепилась в ноги Они; между тем, как фазан на улице держал всех остальных духов.
Оттого и случилось, что почтенный Они скоро взмолился о пощаде.
- Хорошо, - сказал Момотаро, - если ты отдашь мне все сокровища острова Онишима, я отпущу тебя.
И Они обещал и сдержал свое слово. Стража живо снесла все сокровища в лодку, а друзья веселые и довольные отплыли.
То-то обрадовались родные, как вернулся Момотаро домой, живой, здоровый и счастливый! Радовались они и тому, что Момотаро привез с собой такие несметные сокровища, - тут было и золото и серебро, и драгоценные камни, и волшебные сокровища; например, был особый плащ и шляпа невидимка, - да всего и не перечесть.
Ну, теперь оставалось только жить без печали и заботы, - и слава о Момотаро разнеслась по всему свету.
Узнала про него и прекрасная принцесса, которая жила в роскошном, богатом саду, но Момотаро не знал ее и потому представить себе не мог, как она интересуется его славой.
Но фазан, который летал в саду, подслушал ее и сказал Момотаро, что принцесса его ужасно любит. И это так обрадовало Момотар, что он живот отправил к принцессе свою мать-старуху-японку просить ее руки. Принцесса сама обрадовалась и согласилась с одного слова стать женой такого прекрасного, храброго и славного героя, каким был Момотаро.
Добрым старикам-японцам нечего было большего, и желать, и они прожили все еще очень долго и счастливо. А момотаро всегда держал при себе собаку, обезьяну и фазана и не расставался с ними никогда, как со своими лучшими друзьями.
Про человека, который заставил цвести засохшее дерево
Много-много лет тому назад жили были в одном селении старик да старуха японцы. Хорошие люди были они, а так как боги не дали им детей, то всю любовь они обратили на свою маленькую собачку.
Они ласкали и холили ее, и собака понимала то и так к ним привязана была, что ни на шаг от них не отходила.
Работал раз японец в саду, и когда он опустил кирку, чтобы пот со лба утереть, заметил он, что его собачка в траве что-то нюхает и царапает лапами землю, потом бросилась с лаем к нему, снова отбежала на то же место и давай его скрести… И повторяла она это несколько раз, так что японец, наконец, поднял кирку и подошел к собаке.
А собачка-то лает, танцует на задних лапках – радуется, что и японец и японка смеются над ней..
Ударил японец киркой по тому месту раз, другой, - и что же? Вдруг что-то звонко звякнула под острием кирки, и из-под земли блеснула целая груда старинных золотых монет.
С трудом достали они из ямы клад и снесли его домой.
И разбогатели сразу муж с женою, и если прежде хорошо обращались с собакой, то теперь и говорить нечего. Хорошо стало жить собаке, - что умирать не надо! Скоро эта весть облетела всю округу о найденном кладе, и один завистливый сосед до того дошел, что ни есть, ни пить, ни спать от зависти не мог.
И надумал он, что, вероятно, эта собачка обладает даром знать все клады всего света, где они зарыты, вот и пришел он к разбогатевшим соседям и ласково стал просить их, одолжить ему на время собачку.
- На что тебе она? – спросил его японец. – Мы к ней так привыкли, что не можем и на один час расстаться с нею.
Но завистливый человек так это дело не оставил и каждый день ходил к ним и все об одном и том же просил, и добрые люди сжалились над ним и отдали ему собаку. Вот раз это японец и выпустил собаку в сад. А та и стала бегать да нюхать и, наконец, начала царапать когтями землю.
Обрадовавшись, бросился японец к собаке, жена быстро принесла кирку, и начали они оба рыть землю…
И кто же они открыли? Какой-то мусор и кости, и пахли эти кости так дурно, что японцы зажали нос.
И так взбесился на собаку японец, что тут же на мести и убил ее.
А потом пришел к соседу и говорит:
- Ваша собака, которую я наслав кормил, околела, и никто не знает, от чего это с ней случилось…
Печально взяли японцы собаку и зарыли ее в ту яму, из которой она вынула клад, и все плакали о собаке и днем, и ночью.
Только раз ночью и приснилась ему его верная собака и сказал, чтобы он срубил дерево, под которым она зарыта, и сделал бы себе из него толчею для риса, она-то его и утешит.
Хоть и жаль было японцу рубить хорошее дерево, но по совету жены он так именно и поступил и сделал из срубленного дерева толчею для риса.
Наступила пора жатвы риса, и тут надо было пустить в дело новую толчею, когда японец насыпал рис в толчею и начал толочь, - о, чудо! – вместо каждого белого зерна выскакивали золотые монеты..
Тот-то стало радости у старых людей, которые были тронуты такой привязанность и преданностью собаки.
И снова услышал завистливый сосед про эту историю, пошел к богатым японцам и стал умильно просить их одолжить ему навремся чудо-толчею. Неохотно, но отдал все-таки старик-японец толчею соседу, - делать было нечего!
Притащил сосед толчею домой, - ого! – теперь-то он намолет себе особенных рисовых зерен. И сам он и жена его натаскали несколько охапок рису, думая всю жатку в золото обратить.
И снова жадность их была строго наказана, потому что из рисовых кистей выскакивали под пестиком не золото, - нет, - не рис даже, а кусочки мусора – и только.
И так рассердились эти злые люди на то, что соседи их так счастливы были, что раскололи чудо-ступу на мелкие кусочки и сожгли дотла…
Конечно, добрые люди были не очень огорчены этим. С плачем улеглись они на покой. И снова увидел старик японец во сне свою собачку, которая стала его утешать и сказала ему, чтобы он только сходил к завистливому соседу и взял у него ту золу, которая осталась от сожженной толчеи. С этой золой пускай он пойдет на улицу и дождется, когда по ней поедет их наместник Даимио. Тогда пускай он влезет на вишневые деревья и посыплет их этой золой, и вишни тотчас же расцветут все до единого.
Удивился японец этому сну, однако, утром набил целый мешок золой и отправился на главную улицу. Вишневые деревья стояли все еще обнаженные без единого листка, было зимнее время, когда садовники, за большие деньги продавали вишни в маленьких горшочках на потеху богатым людям, а на воле вишни должны были расцвести еще только через месяц.
Едва японец вышел на улицу, - смотрит, а наместник Даимио едет к нему навстречу со своей свитой. Все встречные бросались перед ним на землю ниц, чтобы выразить свою полную преданность Даимио, и когда старик-японец не только не распростерся наземь, а пополз на вишню, - Даимио разгневался ужасно и приказал схватить непокорного старика. Но тот в это время успел схватить из мешка горсть золы и осыпать голые ветви деревьев золой…
И в то же мгновение все вишни почти сплошь покрылись нежными белыми цветками, и Даимио так обрадовался тому что не только богато одарил старика-японца, но призвал его к себе и там воздал ему особую честь, перед своими гордыми придворными.
Узнал все это завистливый сосед, и снова жадность и зависть не стали давать ему покоя.
И потому он собрал старательно всю золу, которая еще оставалась от сожженной толчеи, и стал на дороге, по которой должен был ехать наместник, чтобы ему устроить точно такое же представление, как его сосед устроил.
Как только он завидел издали приближающийся кортеж Даимио, с богато одетыми скороходами и всадниками, - сердце его от радости запрыгало. «То-то, - думает, - я честь заслужу перед всеми этими важными господами».
Влез на дерево, захватил обоими руками полные горсти золы и в тот момент, как наместник проезжал под деревом, - стал он осыпать всю свиту и наместника золой…
Но на этот раз ни единый бутон не распустился, ни единый листок не развернулся, - лишь едкая зола засорила глаза самому Даимио и его спутниками сплошь и запятнал их роскошные наряды.
В гневе стащили японцы-стражники завистливого человека с дерева и порядком его проучили, а потом связали его и бросили в темницу, где он и били долгое время. А когда его снова выпустили на свободу и вернулся он к себе домой, - уже все узнали про его злобу и зависть и никто не хотел иметь с ними дело. Так он одиноким и остался.
А добрые хорошие старики-японцы, которые все не забывали свою верную собачку, жили счастливо и благополучно до смерти, и все у них шло хорошо, как по маслу.
Тему танка я уже поднимал, теперь более точно про традиционню японскую литературу. Заветы предков для японца это всё: чайная и свадебная церемонии совсем не изменились за прошедшие века, так же, как и кимоно, которое носится некоторыми представительницами старшего поколения в качестве повседневной одежды. К отмечаемым праздникам добавились несколько новых «красных дней календаря», но в общей массе состав праздников почти не изменился.
Японская литературная традиция считается весьма древней и высокоразвитой. Хотя самые ранние письменные произведения относятся к VIII в. н. э., существуют основания считать, что устная традиция восходит к несравненно более раннему периоду. Возникновение же письменной литературы связано с заимствованием китайской иероглифической письменности, на основе которой в IX в. был разработан японский алфавит — кана, служивший для передачи фонетического строя японского языка. Японская литература очень долгое время находилась под влиянием литературы китайской, и многие ее произведения создавались именно на старокитайском языке. Первыми письменными памятниками японской литературы являются «Кодзики» и «Нихон секи», представляющие собой собрания японских мифов и преданий о деяниях богов и легендарных героев, а также сведения о событиях реальной японской истории дохэйанского периода. Составлены они были под эгидой императорского двора в период Нара. Период Хэйан считается расцветом придворной литературы, как прозы, так и поэзии. В это время складываются такие литературные жанры, как «моногатари» — сказание и никки — «дневник». Шедеврами этих жанров считаются «Гэндзи моногатари» («Повесть о Гэндзи») Мурасаки Сикибу и «Макура-но сосии» («Записки у изголовья») Сэй Сёнагон. Развивается также жанр ута моногатари — сказания в стихах, примером которого может служить «Исэ моногатари» («Сказания Исэ»). В период Камакура и Мурома, когда ведущую роль в японском обществе играло военное сословие и самураи, большую известность и популярность приобретают гунки моногатари — военные хроники, представляющие собой собрания легенд о событиях и героях известных самурайских войн. До того, как эти легенды и истории были записаны, они существовали в устной форме. Самыми известными гунки-моногатари XIII—XV вв. являются «Хэйкэ-моногатари» («Сказание о доме Тайра»), посвященное войне 1180—85 гг. (так называемая «война Гэмпэй») между самурайскими родами Тайра и Минамото и крушению клана Тайра; «Хэйдзи-моногатари» и «Хогэн-моногатари», рассказывающие о смутах 1156—1160 гг., предшествовавших войне Гэмпэй; «Тайхэйки» («Хроники «Великого Мира»), посвященные серии кровавых войн XIV в., приведших к падению сёгуната Камакура, кратковременному возвышению императора Го-Дайго (1288—1339) и установлению сёгуната Асикага (Муромати). Подвигам полулегендарных героев Минамото Ёсицунэ и братьев Сога посвящены «Гикэйки» («Сказание о Ёсицунэ», XV в.) и «Сога-моногатари» (XIV в.). К жанру военных хроник можно также отнести и более ранние произведения, написанные, однако, не на японском, а на старокитайском языке — «Сёмонки» (X в.) «Муиуваки» (XI в.) и «Кондзякумоногатари» (начало XII в.). Сюжеты военных хроник послужили основой для многих пьес в стиле но, кабуки и дзёрури.
Классическим жанром японской поэзии считаются стихи в стиле «вака» («японский стих»), называемые также танка («короткий стих»), ибо состояли из пяти строк, в которых был всего 31 слог (5—7—5—7—7). Термин вака возник во времена Хэйан — им обозначали «высокую» поэзию на японском языке (известную ранее как ямато-ноута). Поэзия вака пользовалась особым покровительством императорского двора. При дворе устраивались специальные поэтические состязания (ута-авасэ), лучшие стихи объединялись в императорские сборники. Первым из таких сборников (конец VIII в.) является «Манъёсю», буквально — «Коллекция из десяти тысяч листьев» (т. е. стихов), состоящий из 20 томов, объединяющих в общей сложности 4516 стихотворений-вака. Следующим обширным поэтическим сборником стал «Кокинсю», завершенный к 905 г. За этим сборником последовало еще 20 императорских антологий стихов вака, объединявших произведения лучших японских поэтов, среди которых — многие японские императоры, высшие государственные чиновники и придворные, дзэнские монахи и воины-самураи. Последняя антология была завершена в 1439 г., однако жанр поэзии века развивается и по сей день. Возвышенные и глубоко лирические стихи были со времен Хэйан способом общения между влюбленными; придворные-аристократы соперничали друг с другом в остроумии посредством стихов, ибо по умению мгновенно сочинять точные и изысканные стихи по любому поводу судили об уме и воспитании человека. Отсутствие поэтических талантов могло пагубно сказаться на карьере придворного. Любимой поэтической игрой было сочинение так называемых рэнга — «совместных стихов»; в их сочинении участвовало сразу несколько человек. Один задавал первые три строки (5—7—5 слогов), другие — последние две (7—7 слогов). Рэнга стал одним из наиболее популярных поэтических жанров. Во времена Эдо появился другой жанр — хайку, или хайкай, хайкай-но рэнга, 17 слоговой стих (5—7—5), допускавший более разговорный стиль и потому считавшийся более «легкомысленными» по сравнению с «серьезной» поэзией вака Тем не менее в период Эдо более «демократичные» стихи хайку нашли широчайшее признание и стали неотъемлемой чертой японской городской культуры XVII—XIX вв. Наиболее признанными поэтами, творившими в жанре хайку, считаются Нисияма Сёин (1605—82), Ихара Сайкаку (1642—93), Уэдзима Оницура (1661—1738), а также Кониси Райдзан, Икэниси Гонсуй, Ямагути Содоо и многие другие. Однако наиболее известным мастером хайку считается великий Мацуо Басе (1644—94), поэт мировой величины, на творчество которого значительное влияние оказали идеи дзэн. Ниже приводится одно из его стихотворений (перевод В. Марковой):
На голой ветке Ворон сидит одиноко Осенний вечер
Среди многочисленных учеников Басе (их было более 2000) особо известны Такараи Кикаку (1661—1707) и Мукаи Кёраи (1651— 1704). В период Эдо большую популярность получили отоги-дзоси — легенды, притчи и рассказы, возникшие в устной форме как анонимные произведения еще XIV—XV вв.; с XV11 в. их стали издавать ксилографическим способом, часто с иллюстрациями. Поскольку записывались они не иероглифами, а алфавитом кана, то становились доступными самому широкому кругу читателей из городских низов, а потому пользовались особым спросом. В период Эдо оформляется и авторская проза, на стиль которой значительное влияние оказали отоги-дзоси. Главным жанром долгое время был гэсаку — жанровые развлекательные рассказы, главной темой которых были забавные истории из окружающей жизни. Литература в жанре гэсаку делилась на несколько направлений: сярэбон — «остроумные рассказы», главной темой которых в основном были развлекательные и нередко циничные истории, в том числе — из жизни «веселых кварталов»; коккэибон, «юмористические книги»; ниндзсобон — «книги людских страстей» — сентиментальные, но очень реалистические истории о дамах из «кварталов наслаждений» и их поклонниках. Наиболее известные прозаики XVII в.— это Ихара Сайкаку (1642—93), Нитидзава Иппу (1665—1731), Эдзима Кисэки (1666—1735); XVIII — первой половины XIX вв.— Сантоо Ксодэн (1761—1816); Уэда Ааинари (1734—1809), мастер мистических повестей Рюутэй Танэхико (1783—1842), Такидзава Бакин (1767—1849), Дзиппэнсай Иккю (1765—1831), Тамэнага Сюнсюй (1789—1843) и др. Последним крупным автором, работавшим в стиле гэсаку, был Каяагаки Робун (1829—49). Стиль гэсаку не пережил падения сёгуната Токугава, в новой японской литературе конца XIX— начала XX вв. наметился резкий перелом, вызванный влиянием и популярностью западной литературы.
Глум спасибо интересно почитать) "Я взвесил звук, измерил и расчислил, В загадку слова хитростью проник. И умное злодейство я замыслил - Предать железу свой живой язык... Я в черные одежды облачился , Но свет несу…"
(А. Журавлёв) Я и есть демон! Слушай, малыш, в моем мире демоном был бы ты, но в текущий момент я в твоем мире, поэтому демон я. Роберт Асприн, Другой отличный миф
теперь-то он намолет себе особенных рисовых зерен.
Гыыыыыыыы.
Вообще сказки - такие же как прочие сказки народов мира.) Русские народные кстати в этом плане позабористей. Сюжет понавороченней. Некоторые сказки про богатырей покруче многих нынешних фэнтезюшек. Но всё равно и эта сказка неплоха. Особый напевно-тягучий стиль.) Много я такого не прочту - надоест, но по чуть-чуть самое то.
"Делай что следует и будь что будет" (с) Пьер Террай, сеньор де Баярд.
Мифы и легенды Японии будет думаю тоже интересно почитать. Явление Богов
Прежде установления точного времясчисления, когда земля еще была не устроена, всюду царствовал хаос. Земля и вода, свет и тьма, звезды и небесная твердь представляли из себя одну дымящуюся, пенящуюся, не имеющую определенной формы массу.
Все было безобразно, все было перемешано, и не существовало ни одного живого создания.
Призраками носились облака над беспокойно движущеюся морскою поверхностью. Первое божество возникло из чудовищной почки копьеобразного тростника, поднимавшегося из глубины безграничного хаоса. Потом произошли другие божества, но миновали три поколения божеств, прежде чем определились точные границы между небом и землей. Наконец, на том месте, где поднялась вверх вершина волчьей травы, явились первые небесные духи.
Власть их не простиралась на глубоко лежащий под ними мир, в котором еще долго после того царил хаос. Только четвертому поколению богов было предназначено совершить создание и устройство земли.
Эти два существа были - могущественный дух воздуха Идзанаки и прекрасная богиня облаков Идзанами. От них произошла вся жизнь.
Идзанаки и Идзанами прогуливались по колеблющемуся небесному мосту, который висел над пропастью, отделявшей землю от неба. Он поддерживался воздухом надежно и крепко. И сказал однажды дух воздуха богине облаков:
- Под нашими стопами должно возникнуть королевство, и мы будем посещать его.
И, сказав это, он вонзил свой украшенный драгоценными камнями жезл в самую глубину кипящей массы.
Капли, которые сорвались с острия его жезла, окаменели, и из них образовался остров Оногоро.
И сошли на него создатели мира и возвели на нем огромный гористый конус с тем, чтобы на вершине его мог утвердиться небесный мост, и чтобы вокруг него мог вращаться весь остальной свет в вечном круговороте.
Мудрость небесных духов определила Идзанаки быть мужем Идзанами, и эта божественная пара должна была поселиться на земле. Но как то приличествовало их высокому происхождению, бракосочетание должно было завершиться приличествующим случаю празднеством.
И вот Идзанаки пошел вокруг созданной ими горы слева направо, а Идзанами - справа налево. И когда богиня облаков издалека еще заметила духа воздуха, она в восхищении воскликнула:
- Ах, какой прекрасный и миловидный юноша! 'На это Идзанаки с воодушевлением тоже воскликнул:
- Какая прекрасная, красивая девушка!
Они приблизились друг к другу, взялись за руки, и брак был заключен. Но по некоторым неведомым причинам супружеская жизнь обоих богов не была счастлива, на что они надеялись прежде. Они создали новый остров Аавни, который выступил из глубины моря, но он оказался обнаженной пустыней.
Хируко - их сын-первенец - был человек слабого сложения, почему создатели земли положили его в челнок, сплетенный из волчьей травы, и покинули его на волю и милость ветра и волн.
В глубокой печали перешли Идзанаки и Идзанами по небесному мосту на небо, где небесные духи держат свой вечный совет. Они узнали от духов, что Идзанаки должен был заговорить первый, когда они встретились, обходя гору земли. И вернулись супруги снова на землю, и снова отправился в путь - Идзанаки по правой, а Идзанами по левой стороне вокруг горы. И когда они повстречались на этот раз, Идзанаки воскликнул первый:
- Ах, какая прекрасная и миловидная девушка! А из уст Идзанами радостно раздалось ему навстречу:
- Ах, какой прекрасный и миловидный юноша!
И снова взялись они за руки, и с этих пор началось их полное счастье. И вот создали они семь больших островов королевства Япония; сначала роскошный остров Большой Ямато; потом - Теукуши, Ихо, и много других.
Маленькие, скалистые островки архипелага образовались из морской пены и раскатывающихся волн, когда они, высоко взбрызгивая, громоздились на морском побережье уже созданных островов.
Таким образом образовались Китай и весь материк остального света. Идзанаки и Идзанами были дарованы четверо детей: властитель рек, бог гор, позже - бог деревьев, и богиня, посвятившая себя защите нежных растений и трав. И сказал тогда Идзанаки Идзанами:
- Ну, вот мы создали могущественное королевство восьми островов, с горами, реками и растениями; но теперь должно явиться божество, которое бы властвовало над этим чудным миром.
Прошло время, и Идзанами подарила своему супругу дочь. Ее ослепительная красота и величественный вид говорили о том, что ее трон должен находиться среди облаков. То была Аматэрасу - богиня, озаряющая небо. Идзанаки и Идзанами были восхищены и воскликнули:
- Наша дочь должна обитать в голубом эфире глубоких небес и с высоты их управлять миром!
И тотчас же они возвели богиню на вершину горы и по чудесному мосту - на небо. Едва небесные духи завидели Аматэрасу, они тоже воскликнули в восхищении:
- Ты должна вступить в нежную синеву небосвода, где отныне ты будешь сиять, и твоя сердечная улыбка будет одушевлять все мироздание и землю. Белокудрые облака будут твоими слугами, а сверкающие капельки росы - твоими мирными посланниками!
Следующий ребенок Идзанаки и Идзанами был сын, и так как он был тоже прекрасен собой и нежен, и навевал грезы, как летний вечер, то они порешили, что он тоже должен обитать на небе, как соправитель Аматэрасу; имя его было - Тзуку-Иоми, бог месяца.
Бог Сусано-о был другой сын божественной пары. Но совершенно противоположно брату и сестре, он любил мрак и тень. Когда он плакал, от слез его травы выжигались на горах, цветы увядали, и люди умирали. Мало было радости Идзанаки от него, но все же он назначил ему владеть океаном.
После того как был создан свет, счастливой жизни духа воздуха и богине облаков настал конец. Родился всеистребитель Бог огня, и Идзанами умерла. Она скрылась в глухое уединение царства лесов, в страну Кии, а затем сошла в мрачные владения подземного мира.
Идзанаки был смертельно огорчен разлукою с Идзанами; он собрался в путь искать ее и достиг ворот царства мрака и тени, где и не ведали о существовании солнечного света.
Сама Идзанами страшно желала покинуть это место печали и вернуться на любимую ею землю. Но все же дух ее вышел навстречу Идзанаки и нежно, заботливо умолял его не искать ее в этих подземных пещерах.
Но отважный бог Идзанаки не послушался добрых советов. Он устремился вперед и при свете, изливающемся от его гребня в волосах, искал долго и усердно свою возлюбленную супругу. Страшные призраки выступали перед ним, но он следовал мимо них с королевским величием. Стоны, безнадежные сетования погибших душ звучали в его ушах, но страх был ему неведом.
После долгих поисков он нашел свою Идзанами: она лежала на земле - полное олицетворение безграничного отчаяния, до того изменившаяся, что Идзанаки долго, недоверчиво всматривался в ее глаза, прежде чем узнал ее. Но Идзанами разгневалась на Идзанаки за то, что он не послушался ее уговоров, так как знала она, что его труды и мучения, претерпеваемые за нее, будут бесполезны. Без согласия властителя подземного мира она не смела вернуться на землю, а этого согласия она тщетно добивалась и сама.
И должен был Идзанаки бежать, жестоко теснимый восемью чудовищами подземелья, чтобы спасти свою жизнь. Он храбро защищался мечом и, наконец, сбросил свой головной убор, который превратился в драгоценнейшие пурпуровые грозди винограда, бросил и гребень, изливавший свет, который превратился в нежные бамбуковые стебли, и тем временем, пока чудовища жадно глотали сладкий виноград и нежные стебли, Идзанаки достиг широких ступеней лестницы, которая вела на белый свет. Но на последней ступени он остановился и бросил Идзанами:
- Надежда на нашу встречу пропала, наша разлука будет навеки!
Перед Идзанаки простирался океан, широко-широко без конца, на поверхности его отражался образ его любимейшей дочери Аматэрасу. Она, казалось, умоляла его погрузиться в волны и омыться в беспредельных водах океана.
И едва только он окунулся - раны его закрылись, и чувство бесконечного примирения со всеми овладело им.
Жизнь создателя земли была кончена. Он оставил мир своим детям и перешел в последний раз тысячецветный небесный мост. И поныне живет дух воздуха с небесными духами в обширных пределах солнечного сияния.
Аматэрасу, богиня солнца, вступила на трон в далеком, глубоком, голубом небесном своде. Ее сияние служило небесным божеством радостною вестью.
Орхидеи и ирис, цветы вишен и слив, рисовые поля и коноплянники - отвечали ей улыбкою на улыбку, а озера и воды отражали ее в тысячах сверкающих красок.
Но Сусано-о, брат Аматэрасу, который владычествовал над океаном и теперь управлял за бога месяца, завидовал славе и всепокоряющей власти сестры.
Довольно было одного шепота испускающей лучи богини, и весь свет превращался в слух, и голос ее воспринимался в глубине кристаллов и на дне зеркально-прозрачного озера.
Ее рисовые поля приносили урожай с избытком, находились ли они на откосе горы, в защищенной долине, или подле бушующего потока, и ее фруктовые деревья склонялись под тяжестью плодов.
А голос Сусано-о не был так чист, его улыбка не была такою светящейся. Его поля, окружавшие палаты, часто затопляло, и они гибли; его рисовые посевы тоже гибли по временам.
Гнев и досада бога месяца не имели границ, но Аматэрасу была бесконечно терпелива и все прощала ему.
Раз сидела богиня солнца, как всегда, озабоченная работой, во дворе своего небесного жилища, и пряла. Прядильщицы небесного происхождения редкой красоты окружали источники, над волнами которых плавало благоухание цветов лотоса, и раздавались чудные песни, возвещавшие о ветре, облаках, о небесном своде.
И внезапно через небесную синеву пал к ногам прядильщицы окоченевший труп пегого коня - любимца богов. Завистливый Сусано-о убил его и снял шкуру.
При виде коня Аматэрасу содрогнулась и уколола себе палец веретеном и, возмущенная свирепостью брата, удалилась в пещеру и заперла за собою дверь небесного жилища в скале.
Весь мир погрузился в мрак. Радость и добродушие, душевная чистота и мир, надежда и любовь - исчезли с угасшим светом. Злые духи, которые до тех пор таились по темным углам, отважились, наконец, выйти на волю и стали бродить повсюду. И их ужасающий смех, их помрачающие разум песни наполняли ужасом сердца.
В конце концов, собрались все боги, которые опасались и за свою безопасность, и за существование всего прекрасного на свете, собрались в русле небесного потока, воды которого высохли.
Все знали, что только одна Аматэрасу может помочь им. Но чем им склонить небеса озаряющую богиню вступить в этот мир мрака и раздора?!.. Восемьсот божеств было приглашено на совет, и, наконец, был найдет план, как вывести Аматэрасу из ее заточения.
И вот Аменако повырывал с корнями священные деревья Сакаки, что растут на небесных холмах, и рассадил их перед входом в пещеру. Высоко на верхних сучьях повесили ценные цепи из блестящих драгоценных камней, которые еще Идзанаки подарил богине солнца.
Средние ветви занимало зеркало, изготовленное из благородных металлов небесных гор. Его блестящая поверхность испускала от себя лучи, словно лик солнца.
Остальные боги соткали из волокна, конопли и бумажной шелковицы королевское одеяние белое с голубым, которое они, как знак выражения своего усердия, повесили на нижних ветвях дерева Сакаки.
Был еще выстроен дворец, окруженный садом, в котором богиня растений повелела цвести многим тысячам любимейших растений и цветов. И вот все было готово.
Тогда Аменако выступил вперед и громким голосом попросил богиню солнца показаться им... но тщетно. Тогда началось великое торжество. Удзумэ, богиня радости, громко запела и стала водить хоровод.
Листья вереска украшал и ее голову, а сухостебельник с небесной горы Кагу опоясывал ее гибкий стан; дикий виноград обвивался вокруг развевающихся рукавов в то время, как она держала в руке листья дикого бамбука, увешанного, словно волшебный жезл, крошечными мелодичными колокольчиками.
Удзумэ играла на бамбуковой флейте, между тем как восемьсот мириадов божеств сопровождали ее со своими музыкальными инструментами. Одни трещали деревянными погремушками; у других были инструменты с натянутою тетивою, по которой они с быстротою молнии проводили стеблями волчьей и простой травы; огромный огонь был разведен вокруг пещеры, и когда зеркало отбросило отражение его зарева, принялись кричать «долгопевучие птицы вечной ночи», как будто утро забрезжило. Веселость взяла свое.
Ряды богов становились все оживленнее и оживленнее, и боги смеялись так, что небо содрогалось, словно от грома. Аматэрасу неподвижно слушала в своем уединении пение петухов, звуки музыки и шум танцев; но когда небо содрогнулось от хохота богов, она опасливо выглянула из своего убежища и спросила:
- Что это значит? Я думала, небо и земля погружены во мрак, но вижу свет. Удзумэ пляшет, и все боги смеются!. Удзумэ отвечала:
- Я могу танцевать, и боги могут смеяться, потому что среди нас теперь находится одно божество, чья красота подобна твоей! Погляди-ка!..
Аматэрасу бросила взор на зеркало и страшно изумилась, заметив в нем богиню сверхъестественной красоты. Она вышла из пещеры, и у порога, тотчас же перед входом была свита веревка из рисовой соломы, чтобы богиня не могла скрыться назад. Мрак исчез, и явился свет.
Боги взирали с небесной высоты и видели, что злые подземные духи все больше и больше заселяют землю. Ни днем, ни ночью не было от них спокойствия. Осхи-Хоми - Светлокудрый, один из высших небесных духов, был назначен снизойти на землю и править ею. Едва только вступил он на «плавающий мост», как услышал шум раздоров и суматохи, вернулся назад и сказал:
- Изберите вместо меня другое божество совершить это дело.
И созвали тогда Великий небесный дух и Аматэрасу восемь сотен мириадов божеств в русло высохшего небесного потока. И богиня солнца сказала:
- В мире царят неустройство и смятение. Божество должно снизойти к ним, чтобы приготовить почву для нашего сына принца Ниниги, который должен ею управлять. Кого же нам послать?
И восемьсот мириадов божеств сказали:
- Пусть Аме-Нохо сойдет на землю.
И Аме-Нохо спустился на землю; ему жилось там так счастливо, что он почти совсем забыл о данных ему поручениях небесными божествами. Он жил в мире со злыми духами, и беспорядки, и неустройство царствовали по-прежнему.
Три года ждали известий Великий небесный дух и Аматэрасу, но все напрасно. Тогда они сказали:
- Пошлем Аме-Вако, юного небесного принца, он будет тщательно следовать нашему приказанию.
И они дали ему огромный небесный лук для дичи и небесную оперенную стрелу, которая всегда попадала в цель.
- С этим ты должен начать войну против злых подземных духов и водворить порядок в стране!..
Но едва только юный принц опустился на морской берег, - перед ним очутилась дивно прекрасная принцесса Блеск-земли. Ее грациозность очаровала Аме-Вако. Он любовался ею и не мог отвести от нее взора. Вскоре после того они вступили в брак.
Миновало восемь лет. Юный принц убивал время веселыми пиршествами и удовольствиями. Ни разу даже не пытался он водворить на земле мир и порядок; он даже входил в сношения с земными духами и действовал заодно с ними наперекор небесным духам, чтобы владычествовать надо всею землею самостоятельно.
И снова собрались восемь сотен мириадов божеств в русле тихого небесного потока. Богиня Солнца сказала:
- Наш посол слишком медлит с ответом. Кого послать нам, чтобы разведать причину его медлительности?
И кликнули тогда боги верного Фазана и дали ему такой наказ:
- Ступай к Аме-Вако и скажи: «Боги неба послали тебя в страну камышей, чтобы восстановить мир и низвергнуть злых духов той страны. Восемь лет ты хранил молчание. Что за причина тому?»
Фазан поспешно слетел на землю и опустился на широко распростертые ветви дерева, растущего у ворот перед дворцом принца; он повторил от слова до слова наказ и не получил никакого ответа. Но услышала приближенная Ама-но-загу возглас Фазана, обращенный к принцу; она явилась к принцу и сказала:
- Крик Фазана предвещает бедствие! Возьми лук и стрелу и убей его.
А Аме-Вако, ни о чем не думая, прострелил Фазану сердце. А небесная стрела понеслась все дальше, и дальше. Быстро, как ветер, мчалась она через воздушные пространства и, наконец, разорвала облака и упала к ногам богини Солнца, сидевшей на своем троне. Аматэрасу увидела, что это была одна из тех стрел, которыми вооружили принца, и что перья ее были запятнаны кровью. Тогда она подняла стрелу и отбросила ее далеко от себя.
- Если этой стрелою посол наш метил в злых земных духов, то она не ранит юного принца; но если сердце Аме-Вако испорчено - пусть стрела убьет его.
И случилось так, что когда принц предавался отдохновению после того как с большим торжеством отпраздновал жатву, стрела безошибочно примчалась к своей цели и пронзила сердце принца... Громко вскрикнула принцесса, увидев мертвым своего юного супруга. Ее болезненные стоны достигли неба. И тогда отец Аме-Вако поднял страшный ураган, и ураган этот вознес убитого принца в голубое поднебесье.
Был выстроен огромный дом печали; восемь дней и восемь ночей раздавались в окрестностях плач и жалобы, даже дикие лебеди на реках, серые цапли и птицы-рыболовы, воробьи и фазаны издавали печальные стенанья. Когда явился Айи-шики оплакивать своего брата, он был до того поразительно схож с юным принцем, что родители обняли его и сказали:
- Наше дитя не умерло, нет! Наш господин не умер, нет!..
Но Айн-шики разгневался на то, что его приняли за брата. Он выхватил десятилезвиевый меч и изрубил на части «дом печали» и развеял щепы на все четыре ветра.
Тогда небесные божества сказали:
- Таке-Мика должен сойти и низвергнуть эту мятежную страну.
В сопровождении Тори-Буне отправился он в путь и пришел на морской берег Инасо, в страну Тдзумо. Они обнажили свои мечи. Таке-Мика и Тори-Буне сели со скрещенными ногами на лезвия мечей и с той поры они начали войну с земными духами и вскоре победили их.
Когда мир в стране был водворен и поручение исполнено, они вернулись назад в голубые сферы высокого неба.
Весна начиналась на морском берегу Суруга. Нежная зелень оживляла заросли бамбука. Розовое облако тихо опустилось с неба на ветви зацветавших вишен. Сосновые леса струили весенний аромат. Тихо было на берегу, только море рокотало. Чуть слышные звуки доносились издалека. Быть может, то была песнь шумящей воды, быть может - шум проснувшегося ветра, быть может - мелодия плывущих облаков.
Небывалая, нежная музыка то усиливалась, то затихала, и звуки походили на шум морского прибоя; медленно, незаметно все приближалась и приближалась музыка. Из-за вершины горы Фудзияма видно было снежно-белое облако, спускавшееся за землю.
Ближе и ближе доносилась музыка. И внезапно задушевный, чистый голос запел песню, которая вся дышала миром и спокойствием месячного сияния. Белое, перистое облако неслось к морскому берегу. Одно мгновение покоилось оно на взморье и затем растаяло... ?, ...У моря стояла юная девушка в сверкающем одеянии. В руках она держала сердцевидный инструмент, и в то время как пальцы ее касались струны, она пела небесную песнь. На ней было одеяние из перьев - белое без единой отметинки, как грудь дикого лебедя. Юная дева смотрела в далекое озеро. Затем она направилась к сосновому лесу, окаймлявшему морской берег. Птицы порхали вокруг нее. Они садились ей на плечи и прислонялись своими мягкими головками к ее щекам. Она нежно гладила их, и птички, осчастливленные, отлетали от нее. Юная дева повесила свое одеяние на ветви сосны и пошла окунуться в море.
Был полдень; один рыбак присел под сосной обедать. Внезапно заметил он ослепительно белое одеяние.
- Быть может, это дар богов! - сказал рыбак Гай-Руко, подходя к нему.
А платье было такое душистое, такое нежное, что он боялся и дотронуться до него, - но, в конце концов, все же его снял. Перья на нем были удивительно сотканы, и нежные, изогнутые крылья украшали его на плечах.
«Снесу-ка я его домой, - подумал рыбак, - и счастье посетит нас».
Но в это время юная дева вернулась с моря. Рыбак не слышал шума ее шагов, пока она не стала перед ним.
И внезапно раздался ее нежный голос: - Одеяние принадлежит мне! Отдай его мне, прошу тебя!
Рыбак стоял молча, как громом пораженный, потому никогда еще не видел он такого грациозного создания. Она казалась не от мира сего. И сказал он:
- Как твое имя, дивно прекрасная дева? И откуда ты? Тогда она отвечала:
- Ах, я одна из юных дев, которые прислуживают луне. Я являюсь с мирным известием к океану. И я шепнула ему на ухо об отливе и теперь должна снова вернуться на небо.
Но Гай-Руко возразил:
- Я хотел бы посмотреть, как ты танцуешь, прежде чем ты улетишь отсюда!
Дева Луна отвечала:
- Отдай мне одеяние из перьев, и я протанцую небесный танец! Рыбак стал было противиться:
- Танцуй, - говорил он, - тогда я тебе отдам одеяние. Вся сверкающая, юная дева гневно воскликнула:
- Злые духи унесут тебя в свое царство, если ты будешь сомневаться в словах богини! Без моего одеяния я не могу танцевать. Каждое перышко на нем - это подарок небесной птички. Их любовь, их вера носят меня по воздуху.
И когда она произнесла эти слова, рыбак застыдился и сказал:
- Я поступил против совести, прости меня!.. - и подал ей одеяние, и Дева Луны облеклась в него.
И поднялась она от земли, тронула струны и запела. Чисты и невыразимо прекрасны были звуки ее пения. То была ее прощальная песня с землею и морем. Когда она кончила ее, то заиграла веселую, с трелями, песенку и стала танцевать. Мгновениями она слегка касалась поверхности быстро пенящегося моря, затем своею маленькой ножкой - вершины сосны вышиной до поднебесья. А затем проносилась мимо рыбака и улыбалась, когда трава шуршала под ее ногами; она летала по воздуху вокруг деревьев, между бамбуковой зарослью, и под ветвями цветущей вишни. И музыка не умолкала, и, не переставая, танцевала дева, а Гай-Руко любовался ею, полный удивления и восхищения, потому что ему казалось, что это грезится дивно-прекрасный сон...
Но внезапно веселая музыка смолкла. И танец прекратился. И тогда запела девушка о месячном свете и о тишине вечера. И в то же время она кружила по воздуху, сначала - медленно, потом все быстрее и быстрее, и поплыла она прочь оттуда над лесами к далеким горам.
Музыка еще звучала в ушах рыбака, а дева уносилась все дальше и дальше. Гай-Руко глядел ей вслед, пока еще можно было различить ее снежно-белую фигуру. Но ветер все еще доносил легкие звуки песни, пока они - один за другим - не затихли вовсе.
А рыбак снова был один, один с плеском моря и благоуханием сосен.
, то и факты предлагаю выкладывать по этой тематике) пустой флуд буду карать) даже свой! о как! 
